Сказка
Шрифт:
Охранники отвели нас в одну из раздевалок. Даже по тем стандартам, к которым я привык, она была большой и роскошной. Над головой висели электрические лампы, но, по-видимому, они не были подключены к ветхому генератору и их заменили газовыми. Полы и стены были выложены белой плиткой и безупречно чисты, по крайней мере пока мы не оставили на них нашу грязь — плюс многочисленные пятна крови после драки на палках. Я подумал, что это место, вероятно, содержали в чистоте серые люди, хотя сейчас никого из них не было видно. Там был желоб с проточной водой, в который можно было
С одной стороны раздевалки стояли деревянные шкафчики, где члены команд, должно быть, когда-то хранили свое снаряжение (нам, конечно, нечего было туда складывать). С другой стороны была длинная полка, уставленная ведрами для мытья. В каждом плавало по тряпке, но мыла не было.
Я стянул с себя рубашку, морщась от боли — в основном от ударов гибких хлыстов. Хуже всего чувствовала себя поясница. Я ее не видел, но чувствовал там кровь, теперь подсыхающую и липкую.
Несколько человек уже стояли у ведер, смывая пот и грязь с верхней части тела, а некоторые сбросили штаны, чтобы вымыть и остальное. Я подумал, что могу пропустить эту часть омовения, но было интересно отметить, что в Эмписе, как и во Франции (по крайней мере, согласно песенке), не носят трусов.
Аммит, прихрамывая, направился ко мне. Наши опекуны не пошли с нами, а это означало, что некому было разнять нас, если он задумал реванш. Меня это вполне устраивало. Я повернулся к нему, наполовину голый и все еще покрытый въевшейся за много дней (к тому времени уже недель) грязью, и сжал кулаки. Тут произошла удивительная вещь: Глаза, Фремми, Стакс и Хейми встали передо мной в ряд, лицом к Аммиту.
Кривоногий покачал головой и приложил тыльную сторону ладони ко лбу, как будто у него болела голова.
— Не-не. Я не верил в это, но теперь верю. Думаю, что верю. Ты действительно тот…
Йота шагнул вперед и закрыл Аммиту рот, прежде чем тот смог закончить. Другой рукой он указал на решетку, которая, возможно, обеспечивала тепло в те дни, когда этот стадион — и город, который он обслуживал, — был полон людей. Аммит проследил за его взглядом и кивнул. С явной болью он опустился передо мной на одно колено и снова приложил руку ко лбу.
— Прошу прощения, Чарли.
Я открыл рот, чтобы ответить «нет проблем», но сказал совсем другое:
— Прощаю тебя с радостью. Иди, Аммит.
Теперь они все смотрели на меня, и некоторые (но не Йота, еще нет) тоже приложили руки ко лбу. Головы не могли разболеться у всех сразу, так что это наверняка был салют. Они верили во что-то совершенно нелепое. И все же…
— Умойся, Чарли, — сказал Галли, показывая мне на ведра. По причине, которой я не понимал, Эрис ходила, пригибаясь, вдоль полки и проводила руками по ее нижней стороне. — Давай, приведи себя в порядок.
— Волосы тоже, — сказал Глаз. И когда я заколебался, добавил. — Все в порядке. Пусть они увидят. Прости за то, что сказал, что набью тебе полный рот грязи.
Я сказал ему,
Подойдя к одному из ведер, я отжал плавающую в нем тряпку и обтер ею лицо, шею, подмышки и живот. При этом я недовольно сознавал, что целая аудитория наблюдает за тем, как я моюсь. Когда я вымыл все, до чего мог дотянуться, Джая попросила меня повернуться. Я так и сделал, и она вымыла мне спину. Она осторожно обходила порез, куда Аарон ударил меня за то, что я «снял шкуру с кошки» на кольцах, но я все равно морщился.
— Терпи, Чарли, — сказала она. Ее голос был нежным. — Еще немного. Мне нужно убрать грязь из раны, чтобы она не загноилась.
Закончив, она указала на одно из неиспользованных ведер. Потом дотронулась до моих волос, но только на секунду, прежде чем отстранилась, как будто прикоснувшись к чему-то горячему.
Я посмотрел на Йоту, чтобы удостовериться, и он кивнул. Недолго думая, я схватил ведро и вылил его себе на голову. Вода была достаточно холодной, чтобы заставить меня задохнуться, но это было приятно. Я провел руками по волосам, выбирая из них застрявшую грязь и песок. У моих ног натекла лужица темной воды. Пальцами я зачесал волосы назад, насколько смог, и заметил, что они порядком отросли. «Наверное, стал похож на хиппи» — подумал я.
Они смотрели на меня, каждый из тридцати. Некоторые в самом деле были озадачены и у всех были круглые глаза. Йота приложил тыльную сторону ладони ко лбу и опустился на колено. Остальные последовали его примеру. Сказать, что я был ошеломлен — значит ничего не сказать.
— Встаньте, — сказал я. — Я не тот, за кого вы меня принимаете.
Только я не был уверен, что это правда.
Они поднялись на ноги. Йота подошел ко мне и схватился за прядку волос, упавшую на ухо. Выдернув ее — ой! — он показал мне свою руку. Прядь, даже мокрая, ярко блестела в свете газовых рожков. Почти так же ярко, как золотые шарики мистера Боудича.
— А как насчет моих глаз? — спросил я. — Какого цвета мои глаза?
Йота прищурился, оказавшись почти нос к носу со мной.
— Все еще карие. Но они меняются. Тебе надо смотреть вниз как можно больше.
— К тому же ублюдкам это нравится, — сказал Стукс.
— Они это просто обожают, — добавил Фремми.
— За нами придут в любой момент, — сказала Эрис. — Позволь мне… Прости, принц Чарли, но я должна…
— Не называй его так! — сказал Том. — Никогда! Ты хочешь, чтобы его убили? Чарли, черт возьми, только Чарли!
— Прости, — прошептала она, — и извини, что делаю это, но я должна.
Она собрала под полкой целую горсть черноты — смесь застарелого жира и грязи.
— Наклонись ко мне. Ты очень высокий.
«Конечно, — подумал я. — Высокий, европеоид, теперь блондин, а скоро, возможно, еще и голубоглазый. Бравый принц прямо из диснеевского мультика». Вот только я не чувствовал себя таким уж бравым, и все это выглядело абсурдно. Какой диснеевский принц когда-либо размазывал собачье дерьмо по ветровому стеклу или взрывал почтовый ящик самодельной бомбой?