Сказки Белой Горы. Часть II

Глухов Александр

Сергей, глядя в пол тихо произнёс:

– Досталось тебе…

– Не только мне, нас миллионы оказалось. Ехали в товарняке…

Мне знакома железнодорожная тема, поэтому я не удержался от комментария:

– Он же не отапливается; если летом – куда ни шло, а зимой – задубеешь. Так ездили в гражданскую, а в Великую Отечественную войска перевозили,

но чтоб в конце 20-го века…

– Верно, вовсе не похоже на путешествие в купейном вагоне, да что там, от плацкартного и то далеко. Февраль месяц и восемь суток, не то, чтобы мучений, но определенных неудобств пришлось пережить. В Арыси (узловая станция) мою семью трижды могли безнаказанно пристрелить. Откупились остатками денег и ящиком водки. К северу от Кзыл-Орды начались холода – буржуйкой спасались. Туалете и прочих удобствах можно не упоминать, не предусмотрены товарняки для комфорта. Прибыли на станцию Арсенево, оттуда до конечной цели – деревни Апухтино Одоевского района, километров сорок… Счастливы, что живы и кругом свои – русские. Совхоз ещё был на плаву. Поселились в коттедже, возведенном некогда студенческим стройотрядом и, с непривычным для местных азартом принялись за работу. Мать пошла в коровник (всего три фермы были), а я в стройбригаду плотников…

Походкой вздорной утки, переваливаясь и вполуприсядку, как нормальный человек ходить не способен, прошустрил Кирюша, дёрганный малый у которого явно «свистит фляга». Он немного присмирел в последнее время и уже не порет ахинею нагло и безапелляционно, что Аргентина, это город на Волге, а Алтай – предгорье Каракумов. Его хрустальная мечта, недельку-другую провести в ОСУС, для поднятия авторитета, но умственная недоразвитость сильно мешает её осуществлению. Как рассказывал его освободившийся подельник Толька Трындин, Кирюшка школу не закончил по причине легкого сумасшествия, которое он получил в двенадцатилетнем возрасте. Пошел он в ларёк за водкой, а в девяностые годы кругом были понатыканы подобные заведения, торгующие «палёнкой», приобрёл суррогат алкогольной продукции

и, возвращаясь на пляж, подвергся атаке бдительного сторожевого козла, загнавшего бедолагу в реку и держащего его в прохладной воде часа два. По словам приятеля, там Кирюша и тронулся умом… – «Загремел» я в первый раз по пьяной глупости. Летом 1993 года пошли на танцы в клуб. За полгода освоился в деревне (а в ней всего-то сорок домов), стал своим. Какие танцы по трезвому? Разумеется выпили, да что там выпили – перебрал по полной и одолела меня мысль «подломить» местный магазин. Сказано – сделано. Пошел в одиночку, снял штапик, вынул стекло, да отогнул верх арматуры, кое-как приваренной в виде солнечных лучей. Ушёл с добычей – полные мешки всякой всячины и … попался. Пошли этапы по СИЗО, Смоленск, Курск. В Курске мне улыбнулось счастье – врачи пожалели восемнадцатилетнего сопляка – признали невменяемым. Так попал я в известное Пителино, где пробыл девять месяцев, в том числе сыроватое лето и затяжную осень. Порядки в «дурке» процветали ещё советские – жить можно…

Сумасшедшие, те, кто потолковее и помоложе, старались работать – всё деньги, какие-никакие. Кормили средне, зато не так убого-скверно, как в тюремных камерах того времени.

Я занимался упаковкой, на первом этаже производственного здания. Всех корпусов, помнится мне, шесть штук стояло, да ещё какое-то заброшенное строение поблизости от столовой.

– К чему такие подробности? – нетактично поинтересовался я, хотя обычно это делал Кучак.

– Скоро поймёте зачем…На втором этаже располагалась курилка – большой холл и швейный цех. В швейке, думаю объяснять не стоит, за машинками сидели женщины молодого возраста и разной степени привлекательности. Из курилки цех просматривался, без малого полностью. И вот, соберёмся мы перекурить, а сами глазами пялим на противоположный пол.

– Ты же не куришь – Кучак с захолустно-волостной ехидной хитринкой прервал рассказчика.

Конец ознакомительного фрагмента.