Сказки Белой Горы. Часть II
Шрифт:
Казахстан делится по двум территориальным понятиям: Восточный, Западный, Южный и Северный, а также по жузам – Старший, Средний и Младший. Жуз – это нечто вроде касты в территориальном смысле, зона расселения и обитания трёх групп одного народа – казахов. Климат резко континентальный, с огромным диапазоном температур от зимних минус 58 Кокчетава и Петропавловска, до плюс 53 в полупустынях Чимкентской, Джамбульской и Кзыл-Ординской областей. Хлопок культивируется только в Чимкентской, да двух районах Кзыл-Ординской…
Мама моя работала лаборанткой на известном руднике «Аксай» …
Раздался звук коротенькой мелодии, также,
Столовая расположена в западной части зоны между баней и помойкой. Под ней, в полуподвале, находится пятнадцатый барак, прогулочный двор которого выходит к речке под названием Плава. С этим бараком связана любопытная история, ей уже лет пять, но старые сидельцы её вспоминают с гордостью и восторгом. Бог весть с каких времён, может ещё до царя Гороха, по тюрьмам и лагерям проводят такие полицейские мероприятия как шмон, который бывает тотальным, либо выборочным. Это зависит от настроения администрации, злостности стукачей, или предписаний вышестоящего начальства. «Отшманывают» вещи запретные, но порой, (явный местный перегиб) казенную обувь, наволочки и простыни, библиотечные книги и тд.
В самом конце 2013 года в пятнадцатом бараке опера и режимники забрали телевизор. До нового года оставалось два дня. 2014-ый встретили без телеящика, или зомбоящика, как его именуют некоторые. Наступили известные события в Киеве, так называемый второй майдан, с бегством Януковича и раскруткой националистического беспредела антирусской направленности. Подоспела зимняя Олимпиада в Сочи, «Мутковская», как её окрестили по главному аферисту-организатору. Вслед грянули крымские события… Вплоть до апреля телевизора не было. Совсем уж любознательные совершали телепоходы в другие бараки… И тут один ум, явно светлый, осенило. Так как писать жалобы на начальство колонии считается среди осужденных правилом плохого тона, решили отправить письмо-просьбу президенту. В нём говорилось: «Уважаемый Владимир Владимирович! Четвёртый месяц из-за отсутствия телевизора мы не имеем возможности узнать о событиях в мире и нашей стране. До нас доходят только противоречивые слухи. Понимаем, как Вы загружены делами, поэтому не просим установить у нас в отряде отобранный телеагрегат, а лишь ограничимся просьбой прислать нам текст выступления, с которым Вы обратитесь к стране девятого мая, на очередную годовщину Дня Победы. Из текста мы почерпнём интересующие нас сведения. Заранее благодарны» …
Конверты в местах лишения свободы опускают в почтовый ящик не заклеенными, ибо любая корреспонденция подвергается перлюстрации. Недреманное око цензуры обалдело от перспективы грандиозного шухера…
Представители администрации как на крыльях прилетели в пятнадцатый отряд и матерно, но с долей робости принялись вопрошать: «Вы что, дятлы, совсем охренели?» Вопрос конечно звучал гораздо грубее, на чистом русском матерном, но не опускаться же до уровня разгневанно-струхнувших ФСИНовцев.
В тот же день телевизор стоял на месте…
Процесс насыщения довольно пестр. Иные, особо оголодавшие субъекты, мчатся сломя голову раньше времени, мигом поглощают обеденную пищу и, наполнясь довольством, возвращаются в отряд. Другая часть осужденных превращает обычное поедание продуктов в настоящий ритуал с длительным застольем и использованием приправ, добавок, а также продуктов, принесенных извне. Майонез считается признаком
После обеда многие укладываются спать. По этой причине Руслан отложил свой рассказ на более позднее время. После ужина склоняющееся к горизонту светило, как бы падая на бараки нижнего сектора, возвестило об окончании дня и продолжении повествования старосидельца. Собрались четверо слушателей- Амфибрахий, сонный Кучак, я и мой земляк Серега, с которым мы когда-то жили в одном дворе. Руслан нас внимательно оглядел, молча осудил Кучака, клюющего носом, и полилась его речь, где-то эмоциональная, а где-то грустно-спокойная.
Фосфорные месторождения Каратау известны во всём мире – крупнее в СССР не было. Рядом с городом гора под романтичным названием «Спящая красавица». И действительно, если взглянуть издалека, то любой зритель увидит силуэт отдыхающей девушки.
Алма-Атинские события 17 декабря 1986 года мы восприняли с недоумением и посчитали случайными. Действительно, после замены Кунаева на Колбина (казахские алмаатинцы выступали под ироничными транспарантами «Долой Пробиркина») жизнь вернулась в нормальное русло. Жителям Казахстана была обещана жилплощадь гарантированно до 1 января 1991 года. Конец восьмидесятых мы пережили значительно легче, чем Российская Федерация тех лет, с её тотальным дефицитом и талонами(карточками) на мыло, носки, сахар, сигареты и прочую повседневную мелочь. Приходящие из Москвы новости и слухи потрясали. Как мы тогда радовались, что нас это не коснулось…. Рано радовались.
Советский союз был ещё жив, агонизируя и погибая в корчах. В 1992 году поползли зловещие слухи, а потом появились явные признаки выдавливания из Казахстана всех национальностей, кроме коренной. Также светило солнце, росли тополя и карагачи, стояли дома и шумели улицы, а начали зверски избивать и убивать преимущественно русских, особенно по ночам. На домах появились надписи: «Немцы! Уезжайте в Германию. Греки! Уезжайте в Грецию, а с русскими мы сами разберёмся.»
– Что, прямо так было? – Кучак очнулся от дрёмы.
– Было, только ещё хуже. По ночам пошла мода врываться в квартиры и, в лучшем случае, вышвыривать семьи на улицу, но не редко просто убивать, безжалостно и самодовольно.
Амфибрахий не выдержал и вставил слово:
– Статистику бы знать по этому вопросу. Наверняка засекречена. Евреи за холокост вон сколько счетов и требований предъявили, а у наших, на официальном уровне – тишь да гладь, мир – дружба – жвачка. Без срока давности следует судить всё руководство России того времени, а в назидание – их детей и внуков, это даст гарантию, что любой, вообразивший себя царём России, со своим шалманом, двадцать раз подумает: «А стоит ли??» … Извини, перебил, разум кипит. И что дальше?
– Дальше? Казалось, мы находились в театре абсурда, ошарашивала нереальность происходящего, думалось: «Вот сейчас проснёмся и наваждение исчезнет». Стали вооружаться на случай ночного вторжения, ходить по улицам – только группами, а вокруг понаехавшие с окрестных аулов наглейшие рожи, в большинстве молодые, не обременяющие себя трудом. Квартиры продавали за бесценок, или бросали, спасая жизнь.
Слушателям, не изведавшим геноцида (хотя им тоже досталось хлебнуть «сладкой жизни зарождающегося капитализма»), стало даже неудобно за то, что не пережили подобных зверств.