Сказки Бурого Медведя

Лепешкин Михаил

— Варвары могут быть где угодно, — возражал Проскурий. — И лучше отдохнуть на границе их земли, чем в самой гуще! Грабителей мы догоним уже через три-четыре дня, и люди к тому времени не должны быть измотаны непрестанным маханием вёслами.

— Я же говорил, что ты трус! — не унимался Карилис. — Какие тут варвары? Вот смотри! Я становлюсь на самом виду, лицом к лесу! Эй, варвары! Вы меня слышите? Эй, где вы? Варвары!

Проскурий взмолился богу, желая, чтобы сейчас из леса вылетела стрела и пробила этого гнусного торгаша насквозь, но когда он действительно увидел эту стрелу и то, как она медленно

впивается в тело Карилиса, отбрасывая его назад, — не поверил своим глазам и подумал, что это наваждение. Но наваждение не проходило, и Карилис, свалившись мешком, уже лежал на земле, заливаясь кровью.

— Нет, Боже… я не хотел… я не хотел! — мотая головой, испуганно повторял Проскурий.

Тем временем солдаты, не обременённые молитвами и видениями, вскочили, и похватав оружие, построились лицом к лесу, закрывшись щитами. Лекарь подбежал к неподвижно лежащему Карилису, и осмотрев его рану, подошёл к Проскурию.

— Что там?

— Мёртв. Стрелял очень хороший стрелок.

— Знаю. Лучше него никто не выстрелит… — хмуро ответил Проскурий. — Уходим отсюда.

— Но скоро уже ночь, господин!

— Мы возвращаемся! — и обращаясь уже ко всем, Проскурий заговорил громко и уверенно: — Дальше погоня безсмысленна, а лес кишит варварами. Многоуважаемый Карилис, в своей безмерной отваге презрев опасность, пошёл к ним на переговоры, но они убили его, как только он вышел из нашего строя. Все слышали?

— Так и было. Да. Слышали. Мы сами это видели! Так и было! — кивали головами солдаты.

— Мы бросились за ними, чтобы отомстить, но они убежали, — продолжил Проскурий.

— Да, так и было! Мы всё видели! Да. Да.

— Одна галера с телом благородного Карилиса отправится вверх по течению и передаст его родственникам. Остальные возвращаются домой.

Глаза и выражение лица Проскурия были таковы, что ни солдаты, ни офицеры даже не подумали сказать что-то против. Они знали, что командир — очень храбрый человек, не раз бывавший в битвах — не испугался одной вылетевшей из леса стрелы. Тут было что-то другое. Что-то более сильное, чем просто смерть. Да и самим им не больно-то хотелось класть головы ради такого противного паука, как Карилис, и его богатства.

Счастливое возвращение Яги, Бельчонка и Барсука, вызволение Вещего, Рыся, Любляны и ещё более шести десятков людей из Старого, возвращение пропавшей, как думали, Лисёнки вызвало в Лесном настоящее ликование. Люди сбегались отовсюду, и скоро вся площадь была заполнена народом. Бельчонок с Барсуком настолько привыкли к телам волков, что поначалу стоять на двух ногах им было немного непривычно, зато Лисёнка прыгала от радости и обнималась с подругами и друзьями.

Рассказы о чудесном походе не смолкали почти до вечера, люди дивились находчивости героев, те в ответ кивали на Ягу, которая сидела на принесённой для неё скамейке и гладила по лохматой голове прижавшегося к ноге счастливого пса Павлония.

Павлоний не мог понять, почему ему так хорошо среди этих незнакомых людей. Они просто радуются тому, что вернулись их друзья и родичи. Немалая добыча, которую они захватили в триреме Карилиса, лежала грудой тут же на площади, и на неё разве что мельком глянули. По мере рассказа, когда говорили

о нём, люди смотрели на него добро, весело, иногда восхищённо, радовались его ловкости, находчивости. Никто даже не думал, что он мог предать. Раз слово дал, значит и мысли не должно быть, что нарушишь.

Чего греха таить, у Павлония были такие мысли, особенно когда только отправились в путь. Но сначала он понял, что в случае предательства ему придётся окончить жизнь в стае городских дворняг. Потом понял, что старая карга видит его насквозь и читает мысли как само собой разумеющееся. Поэтому он решил сделать всё, чтобы вернуть себе прежний облик, а уж потом смотреть, как быть дальше. А дальше он видел, что бабка относится к нему так же, как и к другим членам отряда, хоть они и были её родственниками. Павлония не обделяли едой, не заставляли делать что-то лишнее, и даже роль в погоне за кошкой в городе, разыгранная перед Карилисом, ему досталась только потому, что он был псом, а остальные волками, которые на городских улицах не смогли бы пробыть и самую малость. И опять же бабка была рядом, и Павлоний был уверен, что она вытащит его из любой опасности.

Теперь, сидя у её ног и наблюдая за радующимися людьми, он был счастлив. Счастлив просто потому, что причастен к этому простому счастью. Всё это было так не похоже на ту жизнь, которой он жил раньше.

Но вот наступил момент, когда все подошли к добыче, и Рысь на правах старшего в отряде сказал жрецу Родовиду:

— Вот, дедушка, добыча, взятая нами у человека, что сделал столько зла нашим родам. Пусть пойдёт она на помощь в войне, что идёт сейчас. Прими и подели по чести.

— Да будет так! — пристукнул посохом Родовид.

В людях, взявших эту добычу, Павлоний не заметил ни тени разочарования, что такие богатства уходят из их рук, и в первый раз подумал — является ли это признаком варварства? Если является, то почему ему лучше среди этих людей, а не среди просвещённых соотечественников? Он много лет был рабом у Карилиса, выполнил для него много разных сложных и щекотливых заданий, и его хвалили, и ему платили, и плата была щедрой, но никогда он не чувствовал себя так хорошо. Хорошо просто потому, что хорошо хорошим людям, которым он помог.

Павлоний знал, что у этих варваров погибший кормилец не означает, что его семья умрёт голодной смертью, будет ущемлена в правах или его детей не будут учить так же, как остальных. В роду всегда помогут, накормят, обучат и воспитают. Вот и сейчас Родовид вряд ли возьмёт себе хоть что-то из отданной ему добычи. Всё будет роздано тем, кто в этом больше всего нуждается. Это сильный вождь-жрец, а значит ему самому ничего не нужно. Как это было не похоже на обычаи его родины!

За этот очень необычный поход Павлоний узнал, что главным достоинством среди детей и подростков варваров является не накопление разных красивых и полезных вещей, а делание настоящих взрослых дел. И если один хвалится подаренным родителями ножиком, а другой говорит, что вчера они с отцом чинили изгородь, то уважение больше тому, кто помогал отцу, потому что ему доверили взрослое дело. Здесь человека ценили не за то, что у него в сундуках, а за то, что он делает для рода. И чем больше ты можешь сделать, тем выше твоё положение.