Сказки Черного рынка. Мясной отдел
Шрифт:
Паук выбрался из-под стола, крадучись подбираясь к ней. Он думал, что она его не видела. А она и не видела, но слышала, как он приближается.
– Добавлю к остальным, а после выпарю соль.
Дед схватил Марью за плечо, повернул к себе. Он был уже стар и немощен, а потому предпочитал словами добиваться слез. Однако оставался в нем еще запал на грубую физическую силу.
– Не видать тебе моих слез, – заявила Марья, вскидывая ружье и прикладом вдаривая деду между глаз.
Тот завыл, схватившись за нос, бросился к окну, да вывалился через него. Долго он бежал, звеня склянками в сумке, да сетовал на судьбу. У хозяйки дома лишь угадывались очертания глазниц,
Все, что дед добыл в своей последней вылазке, он добавил в общий чан. Бормотал, махал руками, кипятил под определенным углом, а после довольно зачерпнул пальцем голубоватый налет со стенок котелка – соль получилась отменная.
Что до Марьи, то она так и не дождалась письма от своего супруга. До того сильно ее было горе, что хотелось выть и рыдать, но она могла только выть. И тогда, чувствуя, что ее горе не выплакано, отправилась она по миру, взяв с собою одну лишь сумку. Снашивались ботинки – вязала кору к подошве, да дальше шла. Рвалась сумка – плела корзинку, да дальше шла. На ногах своих беды разносила, в сумке своей склянки хранила. Своих слез не имела, зато чужие собирала.
***
Находясь под впечатлением, прошу упаковать горсточку соли в подходящую склянку. Торговец охотно добавляет к счету три медяка за склянку и протягивает мне мою сомнительную покупку.
Отбрехавшись от почувствовавшего силу торгаша, что вознамерился следом втюхать мне откровенную пыль под видом экзотического перца, я продолжаю свой поход. Мясной отдел уже полнится людьми, а значит, мне стоит немного поторопиться, чтобы позднее не тратить свое время в очередях. С тем условием, что я люблю всласть потрепаться с продавцами, мне нужно следить за временем с особой тщательностью.
Глаза разбегаются, не знаю, куда податься дальше. Мой список покупок, заготовленный заранее, рассыпался прахом в моем же кармане. Этот список должен был служить мне путеводной звездой, однако горизонт запланированных событий затянули непроглядные тучи, оставив меня блуждать в потемках, отыскивая путь свой наощупь. Но я справляюсь.
Прямо по курсу скромный павильон, отгороженный от мясного царства игривыми стеклянными стенами. Игривыми, потому что это настоящая игра – попасть в дверь, а не в стену, оставив на стекле отпечаток своего носа. Многие уже попалось на эту уловку, но владелец павильона не спешит менять прозрачные завесы или хотя бы навесить на них предупреждающие ленты. Он с удовольствием глядит на своих потенциальных посетителей, как они с опаской мечутся, подозревая подвох. Глядит, как вроде бы решились, делают шаг, но ах! врезаются лбом в стекло. Лишь единицы с первого раза входят в лавку, минуя коварное препятствие. Чаще всего это рожденные слепцы, что руководствуются не зрением, а особыми эманациями. Ну или душком. А душок в лавке за стеклянными стенами стоит говорящий.
Вино, ликеры, коньяки, настойки – на любой вкус, цвет и похмелье. Мне эта зловредная привычка чужда, но ничто так не оттеняет грубый вкус мяса, как изысканное вино. Я не спец, едва ли отличу вино от гранатового сока, но есть кое-что, что я беру неизменно.
– Бутылочку выдержанной крови из базилики жрецов Бога Смерти, – с порога объявляю причину своего вторжения.
Продавец – унылого вида мужчина с вурдалачьими глазами навыкат – хмурится еще пуще. Во-первых, мной была беспрепятственно преодолена стеклянная преграда. Мне не довелось потешить его членовредительское эго, оттого он понурился еще больше. Во-вторых, мой запрос из ряда вон, так сказать. Каждый уважающий себя продавец знает, что приторговывать кровью незаконно. Но что есть закон
Вурдалак смачно шмыгает носом, наклоняется в сторону, заглядывая мне за спину. Шевелится он неохотно, боится, что его вот-вот поймают на горячем. Я вздыхаю, терпеливо жду, намеренно перегораживая своей тщедушной спиной вход, дабы никто не вошел и не стал свидетелем условно подпольной продажи.
Что сказать, вся эта процедура навевает на меня меланхолию. Я не пью кровь, но вот мои гости – да. Ох уж эти гости, ради которых приходится из кожи вон лезть! Все для них, все для них. Продавец-вурдалак до того мрачен, что я даже не рискую попросить его поделиться какой-нибудь историей. Максимум, как мне кажется, на что этот субъект способен, так это на краткий рассказ о том, как мне провалиться сквозь землю.
– У нас тут новинка есть, – вдруг пробасил мой злобный друг.
Я оживляюсь, делаю нерешительный шаг вперед. Торгаш морщится, шипит сквозь кариозные клыки. Повинно делаю шаг назад.
– Если намерены брать, то повесьте табличку на дверь, – машет он рукой.
Слушаюсь и повинуюсь. Прикрываю прозрачную дверь, вешаю табличку, что в данный момент винная лавка находится на ревизии. Толку, на мой взгляд, ноль, ведь мы все равно у всех на виду за этими стеклянными стенами. Но стоило мне свершить все манипуляции, лицо торгаша разгладилось.
– Если убедите меня, что ваша новинка стоит того, то непременно куплю, – осаждаю я вурдалака, чтобы не думал, что мне можно впарить все, что блестит. – Но убедить меня не так-то просто.
– Уж на этом я собаку съел! – осклабился вурдалак.
Заталкиваю поглубже вопрос о том, какую именно собаку. Собака собаке рознь. Если речь шла о маленькой таксе, то так себе аргумент. А вот если волкодав, то тут уже почет и уважение.
Торгаш пробежался пальцем по длинным рядам полок с выставленными бутылками вин и взял ту, что стояла в первом ряду прямо на уровне глаз. Не дав мне и рта раскрыть, он откупорил бутыль и в нос мне ударил характерный запах.
Хочешь что-то спрятать – поставь это на виду. Отсюда и эти стеклянные двери, и кровь в бутылке из-под вина в самых первых рядах.
– Что за дивный букет? – восторгаюсь я вполне искренне. – Жрецы какого прекрасного бога творят такое запредельное волшебство?
– Что жрецы? Гробовщики, вот кто творит истинные чудеса! – в глазах вурдалака зажегся кровожадный огонек.
Сказание №3: «Не заблудись на кладбище»
История эта простая. Далекое село, далекое кладбище. Пять девиц собрались однажды на погосте, принеся с собой по зажженной свече. И каждая принялась рассказывать страшную байку. Начинает говорить одна и гасит свою свечу. Затем следующая приступает и тоже гасит свечу. И вот осталась пятая, нерешительно держа в руках свою свечу. Дыхание девицы тревожило огонек. Девушка медлила, не решаясь потушить, хоть подружки подзуживали ее поскорее приступить к рассказу.
То была их давняя традиция. Еще с малых лет пять подружек брали из дому по свечке, а после бежали на кладбище, когда стемнеет. Там они испытывали свою силу духа, рассказывая страшные байки и постепенно погружаясь во тьму. Страшнее всего становилось, когда гасла последняя свеча.
Набравшись смелости, девушка, а звали ее Анка, наконец заговорила. Она потушила свечу, послушно начала историю, что услышала некогда от своей бабки, и история эта была о том месте, где они впятером и сидели.