Сказки Черного рынка. Мясной отдел
Шрифт:
Стылый ночной мороз пробирался по спине, иссушал горло, заставлял слезиться глаза. Анка не сбавляла ходу, неслась вперед едва ли не бегом. Ее подружки молча поспевали за ней, старательно контролируя дыхание.
На миг показалась луна из-за туч, осветив посмертные жилища. Анка огляделась. Она совсем не узнавала этих мест.
– Туда! – махнула рукой и прибавила шага.
В затылок кто-то смотрел. За плечом кто-то дышал. Подружки, что бегут следом? Отчего тогда взгляд так тяжел? Может, злятся, что заплутала?
Тупик. Кончилось кладбище –
– Как ты могла не заметить!? – запричитали подружки наперебой.
И правда, как? Пусть темно, но яму ведь можно заметить. Но откуда ей здесь оказаться? Разве они в новой полосе, где хоронят новоприбывших? А может, это для кого-то заранее уготованное место? Кого-то решили поселить рядом с ушедшим уже давно?
Путаясь в юбках, цепляя пальцами неровные осыпающиеся стены, Анка поднялась, расталкивая перепуганных подруг.
– Марта? Дина? – окликнула Анка подружек, которым повезло не свалиться в столь непривлекательное место.
Вот же они сидели на краю, протягивая руки. Куда они делись?
Шесть мужичков сидели вокруг стола. Один тщательно натирал стеклянные бутылки, второй ножи, третий чинил деревянный ящик, остальные сидели, окончив свои дела, да отдыхали. От одного к другому ходила старухе, некогда совершенно точно обладавшая завидной красотой.
– Ну, сколько в этот раз вышло? – скрипела старуха.
– Двадцать литров, – ответил один из шести, тот, что сидел не у дел.
– Чего так мало? – удивилась старуха.
– Худосочные, – пробасил тот, что натирал бутылки.
– Опять пролили мимо? – накинулась на него старуха.
– По пути расплескали.
– Ладно. Завтра отнесете перекупу. Скажите, что кровь первосортная, свеженькая и живая. За живую кровушку больше денег дадут, так что не продешевите. Уже придумали, что скажите, когда этих девиц придут искать?
– Да, матушка Альдона, – ответил тот, что чистил ножи. – Скажем, как есть, что девицы вознамерились уйти боковым выходом, а там напоролись на стаю бродячих собак. Те их искусали, да всю кровь выпустили. Собственно, у бокового выхода их и найдут. Красивеньких, молоденьких.
– А ну как нас расспрашивать станут? За мертвяков никто не спрашивает, а они ведь живыми были.
– Пусть спрашивают. Правду скажу, глазом не моргну. Я ведь их намеренно подслушал. Девчонки правда вознамерились идти к боковому выходу. Все ночь собаки выли. На них собаки и напали. Не скажу только, что перед собаками мы их подловили. Но да за это никто и спрашивать не будет. Значит, не совру. Врать плохо, я знаю.
– Подслушивать тоже плохо, – старуха дала своему сыну затрещину. – Разве такими я вас растила? Отцу стыдно было бы!
– Да ведь если бы не подслушал, то упустили
– Иди бутыли пакуй, – фыркнула мать семейства. – Живую кровь быстрее надо сбыть, а то испортится. На рассвете пойдешь продавать.
– Да, матушка Альдона.
Все, что хоть однажды было сказано на кладбище – остается на кладбище. Нет никаких секретов там, где тщательно бдит могильщик.
***
То-то мне кажется, что к железистому запаху примешивается облепиховый душок. Пробую на кончик языка и отчетливо чувствую девичий испуг и сладость оранжевых ягод. Решительно, беру!
Довольно ухмыляясь, торговец пакует мне пару бутылок. Мне приходится отойти от двери, чтобы расплатиться и забрать покупку, а когда оборачиваюсь, то понимаю, что оказываюсь в ловушке. Сплошное стекло.
– Как мне пройти сквозь эту стену?! – с отчаянной мольбою восклицаю я.
– Через дверь, – отрезал вурдалак, даже не взглянув в мою сторону. Всю радость продажи с его лица сдуло винными парами.
Спустя несколько томительных секунд отчаяния я замечаю табличку, мною же повешенную. Иду на нее, как на единственный свой ориентир, как на знак свыше, как на свет в конце туннеля. Я выхожу из винной лавки.
Что же, настала пара отправиться за тем, ради чего моя вылазка из дома и была предпринята. Правда в ту же секунду я оказываюсь на распутье. Справа – рыбный отдел, чуть левее птица, а совсем влево мясо. Рыба не мое любимое блюдо, слишком уж много мороки с ее готовкой, но как-то уж слишком маняще сверкает чешуя, приманивая меня своим блеском. Ради любопытства задерживаю дыхание и ныряю вправо.
Я не рассчитываю найти волшебную рыбку, исполняющую заветные желания. Но приглядываюсь к рыбкам, что способны утолить гастрономические потребности.
Вы совершенно точно знаете, как пахнет в рыбных отделах. Этот запах – одна из причин, почему я отдаю предпочтение мясу или птице. Но что заставляет мои слюнные железы работать на полную, так это рыбка копченая. Самодостаточная, но тяжелая закуска. Такое естся лишь по настроению время от времени. Я уже решаю, что побалую себя этим вечером, сменив свои духи на дымок копчения, но останавливаюсь, не доходя до коптильщиков. Кажется, мне придется вернутся в винную лавку к тому мрачному вурдалаку. К рыбе полагается белое вино.
– Два в одном! – приветственно восклицает женщина, всем своим видом напоминающая каракатицу в конфузе – вся в чернильных разводах сомнительного происхождения. – И украшение, и блюдо!
Я оценивающе гляжу на переливы чешуи. Мое мнение: три в одном. Русалочью чешую можно пристроить в качестве интерьерного решения. Один мой товарищ сделал себе занавески. Они, почти как ловец солнца, ловят на себе солнечные лучи, а после причудливо отблескивают на полу.
Правда несмотря на то, что чешуя у русалок в целом крупная, все же в области хвоста она счищается с трудом. Для этого нужен специальный нож. У меня есть такой нож.