СКАЗКИ ДЛЯ МАРТЫ
Шрифт:
– Ну что ж, - осторожно сказал Голос, - нельзя не признать… у вас хорошее чувство ритма…
– Спасибо!
– просияла Моль, - я знала, что вы станете меня боготворить, и из элементарного чувства благодарности спасёте от неминуемой гибели! Ведь правда, спасёте?
– Разумеется… - рассеянно отозвался Голос и, помолчав, как бы нехотя добавил: а ведь я тоже пишу стихи. Хотите послушать?
– Конечно!
– Вот - самое
Вскормил кукушку воробей,
Бездомного птенца,
А тот возьми да и убей
Приемного отца!
Моли стихотворение не понравилось.
– Совсем неплохо… - сказала она после минутного молчания, - Птенец - бездомный. Голодный, наверное… И убийство - неожиданное и жуткое. За душу берёт!
– А вот ещё:
Тот, кто крошек не сберег,
Черствой коркой пренебрег,
Будет каяться, когда
Постучится в дверь нужда.
– Превосходные стихи, - солгала Моль, - сразу видно профессионала. К тому же - мудрые!… Я, пожалуй, возьму у вас пару уроков стихосложения. Не хотите ли пригласить меня на чашку английского чаю?
– Я бы не прочь, - ответствовал Голос, - да вот загвоздка: терпеть не могу чай.
– В таком случае можно было бы ограничиться кофе со сливками…
– Я вообще не пью.
– Никогда?
– Никогда.
– Вот ведь незадача какая… а что же вы делаете?
– Вот, иногда с насекомыми беседую, но это - в хорошем расположении духа…
– Стало быть, у вас - хорошее расположение духа?
– Сносное.
– Тогда уже можно начинать меня спасать. Будь вы не в настроении, появилось бы какое-то оправдание, а так… никакой причины не спасать меня у вас нет. Так что - давайте… Приступайте.
Голос хмыкнул и пробурчал:
– Вас не нужно спасать. Вы и сама превосходно справитесь. Поверните направо. Теперь налево. Поднимитесь наверх. Налево. Ещё раз налево. Всё. Вы совершенно свободны.
Моль взлетела и покружила немного в темноте, пытаясь распознать источник Голоса. Не найдя никого, она протиснулась в замочную скважину и только собралась было покинуть навсегда пыльный старый шкаф, но тут Голос шепнул:
– Хотелось бы уточнить кое-что напоследок… если можно…
– Конечно, всё что угодно! Я вам так обязана!
–
Моль вздохнула и призадумалась, пытаясь сформулировать ответ. Голос понял её молчание по-своему и продолжил:
– Ну хорошо, не надо скрипачей. Давайте с усачами разберёмся. Разве на их месте не могли оказаться лихачи? Или циркачи какие-нибудь?
Моль снова вздохнула:
– Нет, никак не могли.
– Но почему?
– Видите ли, если бы на их месте оказались циркачи, вы бы меня не спасли.
Голос помолчал немного и сказал:
– Ничего не понимаю.
– Я тоже, - призналась Моль.
– но заклинание должно быть идеальным, каждый элемент на своём месте. Иначе не cработает.
– Какое заклинание?
– Все мои стихи написаны в Безвыходном Положении. Я живу пока пишу. Прощайте.
Сказав это, Моль выпорхнула наружу, покружила по комнате и пропала из виду. Старый шкаф вздохнул и пробормотал про себя:
– Трюкачи. Калачи. Врачи. Мячи. Очи… Ничего не понимаю…
ТОЛСТОЕ И ТОНКОЕ
– Я утончаюсь, - пожаловалось Тонкое, - Меня уже почти не видно. Ещё пара ковшей времени, и я совершенно исчезну.
– Мне бы ваши заботы, - вздохнуло Толстое, - а впрочем… подвиньтесь, я расскажу вам о том, что значит вовремя, с надлежащим вкусом и разумением, исчезнуть.
И оно аккуратно, насколько позволил вес, присело на краюшек - чтобы ненароком не спихнуть собеседника с насиженного местечка.
– Начнём с того, что исчезают по крайней мере шестидесятью различными способами, - сообщило Толстое, - из них мне достоверно известно восемь. Внемлете?
– Внемлю, - пискнуло Тонкое, голосом ещё более тонким, чем прежде. Оно и в самом деле убавлялось в размерах - прямо на глазах. Толстое подозрительно прищурилось и поспешило продолжить:
– Впервые это произошло со мной во время войны Алой и Белой Роз. Я очутилось на поле боя, войска стремительно сближались: справа - конные рыцари в длинных белых плащах поверх дребезжащей бойцовской утвари, достойные витязи, всяк при бороде и роскошном арабском скакуне, титулованные особы, огнеглазые, гневные мстители…
– Да уж, - вздохнуло Тонкое тихонько, почти неслышно, вздрогнув от налетевшего ветерка, мучительно завибрировало. Толстое мягким движением уладило амплитуду его колебаний и сожмурилось, припоминая: