Сказки Гамаюн
Шрифт:
– Давай проедемся немного на прощанье, – и Хи с такой нежностью и болью посмотрел на меня, что я, конечно, согласилась. – Выбирай любую лошадь в конюшне, пусть твоя отдохнёт перед дорогой.
Я долго не выбирала, всё равно ни одна не угонится за Прибоем Хи. Да и не будем мы ни от кого удирать, кроме самих себя, а тут ни на какой лошади не ускачешь и на крыльях не улетишь. Ой, как хочется плакать, как хочется прижаться к его груди и зарыться в неё, накрутить на палец волосы, смотреть в глаза и тонуть в них, таких синих и родных.
Мы доскакали и остановились на берегу маленькой речушки, отпустили коней и сели, привалившись спиной друг к другу, как это было много раз до этого.
– Скоро вечер,
– А куда ты спешишь, ведь Ха все соберёт?
– Ну, так надо же посмотреть, может, что-то подправть. Да и выспаться надо перед дорогой, когда я ещё буду спать в комфорте.
Но Хи вдруг повернулся ко мне и, почти заикаясь, выдавил из себя:
– Я никогда не просил тебя об этом – поцелуй меня. Хочу запомнить этот вечер. Я, кажется, мечтал об этом всю жизнь.
– Всю жизнь ты меня не знал, – сказала я несколько неуверенно.
– Не знал, но всю жизнь мечтал.
«Один поцелуй – это не страшно, – подумала я. – Когда мы, правда, ещё увидимся?»
Хи повернулся ко мне, притянул к себе и коснулся извиняющимися губами уголка моих губ.
– Я никогда не целовался с любимой девушкой. Это, наверно, совсем по-другому. Пожалуйста, поцелуй меня.
– Хи, – я покраснела, – да я вообще никогда не целовалась с человеческими парнями, только пробовала с Ветром.
Я повернулась к нему, сердце бешено колотилось, настороженно посмотрела в глаза. Его зрачки расширились, глаза стали не синими, а почти черными, бархатными, обволакивающими, ждущими. Я провела рукой по русым волосам, и он как будто увидел что-то необыкновенное и остолбенел. Его губы стали тянуть меня как магнит. И тут всё пропало. Я сначала прижалась к его губам, словно клюнула, хотела быстро отскочить, но не тут-то было. Из глубины моего сознания вырвались знания того, что и как надо делать. Меня уж точно никто не учил. Наши поцелуи вначале были настолько страстными, насколько и неумелыми. Но горячие губы не могли оторваться от таких же жаждущих ласки губ. Голова перестала работать. Хи, такой робкий и ласковый со мной до этого, вдруг стал похож не просто на домашнего кота, мнущего лапами свою любимую хозяйку, а на хищного зверя, мечтавшего добраться до долгожданной добычи. Его руки, вначале боязливо дотрагивающиеся даже до волос, запрокинули мое лицо и стали покрывать его поцелуями, как будто это был последний миг его жизни. Вся моя мудрость и самостоятельность, рассудительность и правильность куда-то делись, и я превратилась в мягкую послушную куколку, мечтающую, чтобы его ласки не прекращались. Хотелось сгореть в этом огне объятий, поцелуев, прикосновений. Я совсем не заметила, когда поцелуи опустились на шею, обжигая выпирающую ключицу, а голову за волосы удерживали сильные руки, да и мои руки впились в волосы Хи так, будто если я выпущу эти мягкие русые пряди, мир рухнет, и меня просто не станет. Как будто, если я выну руки из этих волос, то он выпустит меня, и всё вернется на круги своя, мы снова станем просто друзьями, и я завтра уеду, не узнав чего-то самого важного. Из меня вдруг вырвалось почти бессознательно:
– Хи, люби меня сегодня, я этого хочу, я хочу помнить твои руки, помнить твои поцелуи, просто тебя – сегодня или никогда.
Наверное, даже если бы я этого не сказала, Хи вряд ли бы остановился. Я не помню, как он добрался до моей груди. Он притрагивался к ней, как к чему-то сверхъестественному и драгоценному – сначала через одежду, но вскоре шнуровка платья была развязана, и мои не такие уж большие груди возвышались над расхристанным платьем, а мне хотелось, чтобы его мужская рука, привыкшая держать меч и поводья коня, дотрагивалась и ласкала их. Платье сползло с плеч, оголяя их. Мне не было стыдно, сейчас существовали только его губы и его руки на моем теле, которое
Его руки гладили мое уже совершенное обнаженное тело – я и не заметила, как мы с Хи лишились остатков одежды. Какие у него красивые руки, ноги, грудь! Его волосы смешались с моими, лезли в рот, но мы этого не замечали, только он и я, только наши тела, только горячие жадные руки. Хочу его. Не страшно, пусть будет, что будет, я хочу, хочу!!! Тело стонало и рвалось к нему навстречу, выгибалось, касалось, прижималось всё плотнее и плотнее, и мне было не стыдно.
– Лотта, ты простишь меня, я не могу остановиться? – Хи издал какой-то сдавленный возглас.
– Да, милый, да, любимый.
Мне не было больно, ведь мне пришлось узнать боль во много раз более сильную – боль утрат, боль ранений. Езда на лошади, видимо, тоже сказалась. Я только почувствовала, как по бедрам растекаются маленькие ручейки крови. Огонь в моей крови наконец нашел выход и рассыпался множеством искр, а потом мы так и остались лежать с выражением невероятного счастья и удивления.
Хи приподнялся на локтях.
– Лотта, как это мы? Господи, что я наделал? Ты будешь ненавидеть меня теперь.
– Глупый, нет конечно. Мы оба этого хотели неосознанно.
Мы посмотрели на обнаженные тела друг друга, обкусанные губы, и я страшно засмущались. «Да, – подумала, – вот выросла я во сыром лесу и первая брачная постель на сыром берегу». Я прикрылась плащом с одного края, Хи с другого, и вдруг мы громко засмеялись.
– Это произошло, Лотта. Мы с тобой теперь муж и жена.
– Вернее, любовники, – поправила я его.
– Лотта, перед Богом ты мне жена, я не прикоснусь ни к кому другому, – и он опять стал меня целовать. – Ты моя, моя! Не верю в это, Лотта. Вчера я не мог об этом даже мечтать. Я мечтал лишь об одном поцелуе. Я думал, что когда-нибудь, наверно, ты будешь с Ха, так как вам опять в дорогу вместе, и это он будет целовать твои губы, дотрагиваться до твоих волос, но я даже не ревновал. Я просто об этом мечтал – не больше. Разве я достоин такой, как ты. Боже, Лотта, какая ты красивая. Не смущайся, дай я запомню тебя. Дай еще раз коснуться тебя. Какая белая бархатистая кожа.
Я поняла, что опять хочу почувствовать его поцелуи, его ласки. У Хи тоже появилась чернота в глазах, желание опять рвалось наружу.
– Хочу тебя, хочу и буду хотеть всегда. Буду всегда ждать, моя жена, моя любовь, моя крылатая мечта.
Я прижалась к нему – такому горячему, сильному, моему, желанному, страстному, любимому. Мы занимались любовью снова, и у нас уже что-то получалось, мы пытались почувствовать друг друга, понять и осознать желания каждого, и это было прекрасно.
– Хи, смотри, уже почти ночь, а мы ещё тут, на берегу. Нам, наверное, пора.
– Лотта, давай останемся. Тебя ведь никогда не смущало раньше, что мы спим на жесткой земле, а наши плащи не дают нам замерзнуть. Я так хочу побыть с тобой. Подари мне эту ночь. Тебе хорошо со мной?
– Да, – сказала я, прижалась к его груди и почему-то сразу заснула.
Я открыла глаза только когда небо начало розоветь. Хи, видимо, так и не спал. Прижимая меня к себе, он смотрел на меня и как будто старался запомнить навсегда.
– Нам пора.
Кое-как мы привели в порядок свои вещи, умылись, но обкусанные губы выдавали нас с головой.