Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
Они не просто уходили, а как бы таяли в солнечном воздухе. Исчезали, как сон.
Шурке стало грустно. Не только из-за прощания. Вообще. Ведь вместе с повышенной регенерацией и другими волшебными свойствами пропала и спасительная блокада памяти. Шурка знал, что теперь воспоминания о прошлом будут частыми и безжалостными. Никуда не уйдешь… Он уже приготовился…
Но сзади раздались знакомые голоса. К Шурке спешили Платон, Кустик, Тина, Ник. И Женька. У Женьки косы цеплялись за головки трав. Кустик храбро ломился
Они подбежали.
– Шурка, мы тебя искали, искали!
– Шурчик, ты почему тут один?
Он посмотрел Женьке в глаза, почесал зудящий укол над коленом.
– Я провожал этих.Они ушли насовсем.
– На свою планету? – шепотом спросил Кустик.
– Не знаю. Наверно…
Кустик наклонил к плечу голову.
– Смотри-ка. Твой кружок на сердце сделался загорелый. И шрама почти не видать. Скоро будет не различить…
– А от Куста сбежала русалка, – сообщил Платон. И повернул Кустика к Шурке спиной. – Смотри.
Вместо яркой круглолицей девы-рыбы на майке был блеклый силуэт.
– Не сбежала! Я ее сам… выселил! Придумал заклинание: «Мне с тобою неохота, уплывай в свое болото! Убирайся от Куста или будешь без хвоста!» Потому что она знаете что вытворяла? Сегодня с утра начала дергать хвостом и пальцами шевелить! Щекоталки репетировала… Еще вреднее, чем Алевтина с Женькой.
– «И все засмеялись», – надула губы Тина.
И все засмеялись.
Глава IV. Чешуйки в рыжей шерсти (Почти эпилог)
Гурский обещал не зря – лето и в самом деле было бесконечным. Дни – как недели, недели – как месяцы.
Были бесконечными и Безлюдные пространства Бугров: и в своей просторности, и в радостях, которые они дарили ребятам.
Шурка с друзьями проводил там целые дни. Они открывали новые заколдованные места и таинственные подземелья. Но больше всего по-прежнему любили ложбину с паровозиком Кузей…
Мелькали солнечные дождики, вставали над Буграми радуги. Выгорели от горячих лучей ребячьи волосы. Шурка уже не обрастал, как прежде, и царапины его не зарастали моментально. Однако все равно зарастали быстро – как на остальных…
Иногда, особенно по вечерам, делалось грустно. Даже тоскливо. Потому что теперь он снова помнил все. Даже название города, где жил раньше. Порой тоска делалась такой, что он плакал в подушку. Но даже сквозь эти слезы просачивалась радость от того, что есть лето, есть друзья, есть их страна – защищенные от бед, почти сказочные пространства…
Случалось, что покалывало сердце. И тогда опять вспоминались Весы. И закрадывалась тревога: не случится ли все-таки плохое – тогда, когда в конце концов наступит осень и солнце войдет в зодиакальную зону Весов? Может быть, Кимыч
Но боль утихала. И Шурка начинал думать, что это пустяки. Разумеется, галактические корректоры никогда не врут, но Кимыч мог просто ошибиться. Да, игла коснулась, но что с того? Есть ветераны давней войны, которые до сих пор живут с осколком в сердце. А тут – слабенький укол…
И все же однажды Шурка не выдержал, поделился тревогой с друзьями.
– Пойдем со мной, – сказал Платон. И повел его к своему знаменитому дяде.
Профессор-кардиолог Звягинцев обследовал Шуркино сердце «вдоль и поперек». И сказал:
– Все в порядке. Почти. Есть легкие шумы: чуть-чуть капризничает один клапан. Но это, видимо, возрастное, пройдет. Живи и не бойся…
И Шурка перестал бояться.
Стало совсем хорошо.
Женька всегда была как ласковая сестренка, и ни одна размолвка не омрачила их дружбу…
Правда, было событие, которое внесло в эту летнюю жизнь печальную нотку: мама и новый папа Кустика увезли его отдыхать к морю. Никто теперь не дразнил девчонок, не убегал с воплями от заслуженных щекоталок и не развлекал друзей подслушанными в космосе историями.
Уезжая, Кустик утешал друзей и себя:
– Это ведь всего на две недели.
Две недели оказались громадным сроком. Кустик успел прислать два письма. Одно короткое: как приехали, какой чистый на пляжах под Калининградом песок и какие «щекотательные» у волн гребешки. А второе…
Вот отрывки из него:
«…Один раз, когда я лежал с закрытыми глазами на песке, кверху животом, ко мне кто-то подошел и лизнул бок. Я заорал от щекотки и откатился. И увидел, что это щенок. Он испугался, но не убежал. Только отскочил. Он был мокрый. Стоял и смотрел на меня и махал хвостом, с которого летели брызги. Он был рыжий, с черным пятном на ухе. Ухо было лопухастое…
…Конечно, мама и дядя Игорь (который ее муж) сперва говорили, что это безумие. Что невозможно везти собаку с собой в такую даль, через полстраны и даже через заграницу, через Литву. Нужны всякие разрешения и ветеранские справки…»
– Ветеринарские, – поправила Тина. – Все перепутал, Кустище необразованное…
Они лежали в тени паровозика Кузи, и Платон читал письмо вслух.
– А вообще-то он складно пишет. Он точно будет писателем, – защитил Кустика Ник. А Шурка дернулся от нетерпения:
– Что дальше-то? Про щенка!
«…ветеранские справки и специальный билет. И что надо отдать щенка местным ребятам, если не найдется хозяин…»
– Ага, один такой щенок уже попал к «ребятам»… – не выдержал Ник.