Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
Оружие, похожее на маленький меч висело на цепочках, спускавшихся из-под генеральского мундира – у бедра с лампасом. В темно-зеленых кожаных ножнах с оковками, с золотистой витой рукояткой.
Слезы на веснушчатых щеках стремительно высыхали. Лён сдвинул каблуки гвардейских ботинок.
– Господин генерал! Могу я задать вопрос?
– Конечно, мой мальчик!
– Господин генерал… То, что мне поручено, не требует особой смелости и риска. Добраться, найти, встретить, передать… За что же такая награда?
– Ты прав,
– Спасибо, господин генерал.
– Вы уже почти офицер, Лён, значит, мы люди одного круга. В неслужебной обстановке вы можете тоже обращаться ко мне попросту: Людвиг Валентин… Да-да, я не шучу.
– Спасибо, господин генерал.
– Ну вот!.. Ладно, привыкнете.
– Господин генерал, а можно еще вопрос?
– Конечно! Только не о сути доверенной вам информации. По правде говоря, подробностей я не знаю сам. А вам они тем более ни к чему. Я верю, что в случае провала вы проявите должную твердость, но есть способы развязывать языки кому угодно. Без всяких пыток. Один укол – и дело сделано… А незнание – гарантия тайны…
– Я понимаю, господин генерал…
– Прекрасно… А тайна эта очень важна. Недаром ее нельзя доверить ни радиосвязи, ни секретной фельдъегерской почте, ничему другому. Слишком изощренными стали способы перехвата и расшифровки…
– Да, господин генерал.
– Скажите, Лён, вы четко помните то, что в вас заложено?
Лён прикрыл глаза. Святящаяся пирамидка из разноцветных переплетенных линий и нанизанных на них желтых мохнатых шариков повисла перед ним в темноте. Темнота бала разбавлена зелеными следами от абажура, но пирамидки это не касалось.
– Господин генерал, я помню все! Я не смогу забыть, если даже захочу. Пока не передам запись машине…
– Отлично, Лён… Да, а о чем ты хотел спросить?
– Господин генерал… Капрала Кроха, надеюсь, не расстреляют по правде?
– Ни в коем случае! Сегодня же ему объявят о помиловании. Месяц он проведет под арестом, но арест не будет суровым. Лишь бы капрал не гулял и не болтал лишнего, пока вы не вернетесь…
– А… шомпола? Это… надо обязательно, да?
– Да что ты, друг мой! Ты-то здесь при чем? На эту роль уговорили сына школьного садовника. Ему заплатят…
– Он же совсем на меня не похож!
– Голова на экране будет заштрихована.
– Но его… не изо всех сил?
– Нет, конечно… Хотя и не совсем в шутку. Надо все-таки, чтобы он поверещал натурально. Ему обещана сумма, которую отец получает за полгода. За такие деньги можно и пострадать слегка. Тем более, что этот отрок – не гвардеец, понятия о достоинстве у него попроще…
– А он потом не проболтается?
– За молчание заплатят еще столько же. И к тому же, на месяц отправят к дальним родственникам… Не заботьтесь о мелочах, Лён. Думайте о главном: добраться и передать…
– Так точно, господин генерал!
– Лён… ответьте проще: я постараюсь, Людвиг Валентин.
– Да… я постараюсь…
– Вот и чудесно… Вам приготовят здесь постель и ужин. А утром… Да хранит тебя Бог, мой мальчик.
Театр на площади
Школа располагалась на краю Ато-Карна, в обширном парке. Парк на севере сливался с лесом.
В этом месте рано утром Лёна встретил молчаливый человек в камуфляже без погон. Дал холщовую сумку с продуктами, проводил неприметной тропинкой на пригородную станцию, что-то сказал проводнику вагона, когда у платформы на полминуты затормозил поезд дальнего следования. Проводник кивнул.
Сутки Лён ехал на верхней полке тесного и душного вагона. Ни с кем не говорил. Жевал сухие крендельки, какие обычно пекут своим внукам на дорогу заботливые бабушки. Запивал холодным чаем из бутылки с газетной пробкой.
Потом, следуя заученной инструкции, сошел на степном полустанке. Почему нельзя ехать дальше, а надо идти пешком, он не знал. Надо – значит, надо. Может, для того, чтобы длинный веснушчатый мальчик больше стал похож на пацана-беженца, который из пострадавшего от атаки неопознанных вертолетов поселка пробирается на юг, к дядюшке-рыбаку…
Целый день Лён шагал через обожженную зноем степь.
Это была уже Куршская территория – независимая, но без строгой границы с Империей.
Солнце казалось косматым рыжим шаром. Трава пересохла и потрескивала, когда Лён ложился отдохнуть. В колеях скопилась теплая пыль, от которой щекотало в горле. Когда становилось вовсе уж нестерпимо, Лён вспоминал генеральский кортик.
Лён пил у редких колодцев. Загорелая худая бабка на придорожном хуторе дала ему полкраюхи и горсть абрикосов…
К ночи Лён добрался до поселка Черные Вязы. Сел на автобус южного направления (деньги на билет были). Всю ночь продремал на удобном сиденье, а перед рассветом сошел на крохотной станции в километре от границы: дальше мальчишку без документов не пустили бы.
Границу Льчевской свободной области он пересек в густых виноградниках и не заметил ее. Остановился, когда увидел с холма туманное море и розовый от рассветных лучей город.