Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
Так бежали день за днем. Беззаботные, похожие друг на друга. С утра Лён уходил в город – купить что-нибудь на рынке. Случалось, что Зорко тоже убегал. Вместе они по городу не гуляли, словно молчаливо условились: не будем слишком надоедать друг другу, достаточно и того, что мы в крепости все время вместе.
А может быть, Зорко чуял, что у Лёна есть в городе какие-то свои дела. Чуять-то чуял, но деликатно скрывал любопытство.
А дело у Лёна было одно: наведаться к разрушенной лестнице и проверить – нет ли сообщения?
Нашел
Лён занервничал, оглянулся, сорвал ногтями изоленту с проволочной петлей. разомкнул скорлупки. Вытряхнул на ладонь бумажный клочок…
Ничего особенного. Обыкновенная бумажка, обыкновенным синим фломастером написанные буквы:
“16-го сентября в 22.30 на Старой Катерной пристани у левой причальной пушки. Вас позовут”.
Вот и все. Никакого пароля и отзыва, никакой шпионской напряженности. Позовут – и все будет хорошо.
И стало легко на душе. Легко вдвойне, потому что до шестнадцатого было еще четыре дня. И можно в оставшееся время совсем уже без тревоги жариться на солнце, бултыхаться в море, смотреть по ночам на звезды и болтать с Зорко… С Зорко-Зорито, которого знаешь будто всю жизнь…
Жаль только, что всего четыре дня.
Жизнь в крепости была такая, что хотелось: пусть она тянется как можно дольше.
Стыдно признаться, но юного гвардейца Бельского тянуло в родную школу уже не так сильно, как раньше. По правде… если совсем по правде, то в глубине шевелились мысли и вовсе постыдные. Преступные. Такие, за которые справедливой была бы даже порция шомполов. Потому что проскакивало в голове иногда: ”Жить бы вот так всегда и не надо больше ничего. Только бы Динка приходила каждый день…”
За это мысленное дезертирство Лён однажды дал себе по уху. Крепко. И вроде бы очухался… Но четыре ближайших дня были законными каникулами. Этой радости можно не стыдиться!
Лён оглянулся опять. Изорвал в мельчайшие клочки бумажку, пустил их по ветерку. Потом бросил в заросли дрока пустые пластмассовые половинки, засвистел и направился “домой”.
Двое
Безоблачный горячий день медленно тек над бастионами. Словно разогретый солнцем воздух. Несколько туристов разморенно бродили по крепости. Море чуть плескалось у бастионных подножий.
Лён отыскал Зорко у воды, под скалами.
Спешить было совершенно некуда. Зорко и Лён искупались, попрыгали в воду с горячих камней, погонялись за маленькими резвыми крабами (это были, конечно, крабы-пацанята, они любили играть). Полежали рядышком на песке, перемешанном с мелкой галькой. Потом Зорко искал раковины,
Раковины были не большие, но красивые, разных форм и расцветок. Зорко и раньше их собирал. Чистил, промывал, сушил на бастионном парапете. Некоторым он придумывал имена – самые неожиданные: Штопоренок, Тетя Клава, Микки-Маус и даже почему-то Лихорадка…
А на этот раз он отыскал круглую, с широкой щелью раковину-великаншу. Она была серая, бугристая снаружи, а в щели светилась желто-оранжевая глубина.
– Ух, какая! – Зорко поднес раковину к уху. – Поет… Лён, послушай.
Лён послушал.
– Да, гудит… Как ты ее назовешь?
– Улыбка клоуна! Смотри, какой большущий рот… Или нет… я потом придумаю.
Зорко оставил раковину в руках у Лёна и ускакал вперед – резвый, как Тиви.
Давно уже ухнула над бастионом карронада (напугала ленивых туристов).
Лён догнал Зорко.
– Что-то Динки нет. Обычно она прибегает вскоре после выстрела.
– Ах, что-то Диночки долго нет! Ах, кажется, кто-то страдает! – пропел Зорко.
– Ах, кто-то заработает подзатыльник!
Зорко засмеялся и упрыгал в тень горбатой скалы.
Там он лег на плоский камень, хитро глянул на Лёна и что-то начал выводить на песке пальцем. Потом увлекся и больше не оглядывался.
Лён крадучись подошел. На песке было нацарапано:
L-Динка + Lён = Lю…
Зорко с тихим сопением выводил букву “б”.
– Та-ак… – зловеще сказал Лён.
– Ой… – Зорко дернулся, но понял, что ему не удрать. Зажмурился, лег щекой на камень и жалобно выговорил:
– Это шутка. Такая ма-аленькая забавная шуточка… Я больше не буду.
– Конечно, не будешь, злорадно пообещал Лён. – Утопленники не шутят…
Он сгреб Зорко с камня и потащил на скалистый двухметровый выступ.
– Ай!.. Ой… – Зорко дурашливо махал руками и ногами. – Спасите! Меня хотят скормить акулам!
– Хотят, хотят… – Лён принес его на каменную кромку. – Есть у тебя последнее желание?
– Нет… Ой, есть! Пусть одна длинная очкастая девица каждый год в этот день приносит на берег цветочки. В память о невинно погибшем… Ай!..
Лён кинул его в зеленую прозрачную воду – под выступом было глубоко. В этой воде Зорко сразу превратился из облупленно-коричневого в бледно желтого. Забарахтался, пустил пузыри. И стал опускаться на дно.
Конечно же, он дурачился, Но Лён обмер от мгновенного страха. И сиганул с камня. В зеленой прозрачности он разглядел Зорко – руки и ноги у того двигались беспомощно, как водоросли. Лён ухватил Зорко под мышку левой рукой, а правой сделал несколько сильных гребков.
На поверхности Зорко забарахтался, засмеялся и вырвался. Вразмашку добрался до пляжа. Заплясал на песке: