Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
– Правильно, Серёжка! А ты ведь это еще давно запланировал! Да? Потому и сумку захватил!
Он не стал отпираться:
– Ага… Но мы не будем специально за бутылками охотиться, не бойся! Это так, попутная добыча.
– Да разве я боюсь!
– Смотри, какой переулок! Почему-то называется Трамвайный.
Никаких трамваев в переулке – кривом, заросшем, с домишками и палисадниками – не было. Но он вывел нас на пригорок, где стоял заброшенный дом, похожий на маленький замок. В одном месте пригорок обрывался вниз, там среди заборов и репейников лежали
Он втащил меня и кресло в развалины дома, где сквозь пол рос иван-чай и темнела по углам крапива. Здесь мы нашли первую добычу – пять бутылок из-под «Столичной» и пива. Видать, местным пьяницам это место было известно. Пока Серёжка обследовал закутки, шипел и шепотом ругался в крапиве, я оглядывался.
Стены были исписаны всякой гадостью, кругом полусгнившие клочья газет и мусор. Но все равно чудилась в развалинах загадочность. Солнце сквозь оконные проемы пробивалось в нежилой сумрак. Розовые цветы иван-чая светились в лучах, словно внутри их горели лампочки. Здесь был намек, ожидание чего-то необычного…
Мы выбрались наружу, пристроили сумку с бутылками на подножке кресла, у меня под ногами.
– Теперь – туда, – решительно сказал Серёжка.
С пригорка видна была территория… ну, не знаю даже чего. То ли заброшенного завода, то ли каких-то баз и складов – с грузовыми эстакадами, ангарами и вышками…
– Туда, наверно, нельзя, – засомневался я.
– Почему же? Там никого нет.
– Ты думаешь, там много бутылок?
– Там много всего,– значительно сказал Серёжка.
Извилистыми тротуарами Серёжка скатил меня к трамвайному пути. Мы двигались сначала по траве вдоль полотна. Затем рельсовый путь раздвоился, и одна колея повела прямо к опустелым цехам и поваленным кранам.
– Разве туда тоже ходит трамвай?
– Что ты, Ромка! Смотри, рельсы совсем ржавые!
Серёжка выкатил кресло на полотно этой заброшенной дороги. Меня стало потряхивать на шпалах, но не сильно – шпалы были вровень с землей. Между ними росла белая кашка и одуванчики. И вездесущие подорожники. А по краям стояли полынь и дикий укроп.
Прыгали перед нами воробьи, вскрикивали о чем-то. Мне вдруг показалось: не просто чирикают, а стараются предупредить. Может быть: «Не ходите туда, там заколдованные места»?
Два длинных бетонных цеха с пустыми окнами, с решетчатыми сооружениями на крышах двигались навстречу, наплывали, как два океанских парохода, покинутых людьми.
А Серёжка молчаливо шел сзади, толкая кресло. Мне вдруг подумалось, что он не просто Серёжка. Может, он – волшебник или пришелец из какого-то Зазеркалья и хочет забрать меня с собой в другой мир?.. Ну и пусть заберет, если хочет! Значит, такая судьба! Лишь бы он, мой друг Серёжка, всегда был рядом…
Я спросил шепотом, не оглянувшись.
– Серёжка, может, это и есть Безлюдные пространства? – Впервые я назвал их вот так, со значением. С большой буквы.
– Конечно… – Серёжка сказал это беспечно, однако среди бетонных громад отозвалось необычное шелестящее эхо.
Потом цеха кончились и перед нами открылась громадная заброшенная территория. На ней там и тут виднелись причудливые технические постройки и великанские механизмы. Стояли кирпичные башни, оплетенные трубопроводами и лесенками.
Никому? Нет, оказалось, что это нужно нам с Серёжкой. Мы окунулись в забытую людьми страну, словно в джунгли и скалы необитаемого острова. «Остров» окутывала солнечная тишина. Из живых существ здесь водились только воробьи да бабочки. Травы тут вымахали выше головы. Было очень много мелких желтых цветов и розового иван-чая. Пахло теплым ржавым железом, но этот запах вовсе не казался противным. Наверное, потому, что смешивался с запахом чертополоховых джунглей…
Да, безлюдно было. И все же порой казалось, что есть тут кто-то, кроме нас. Этот «кто-то» был большой и невидимый. Он снисходительно следил за двумя мальчишками, которые без спросу забрались в его владения. «Ладно уж, не жалко…» Мы ощущали присутствие хозяина и говорили полушепотом.
– Серёжка, что здесь было раньше, а?
– Говорят, военные заводы. Потом они сделались не нужны, а на мирные переделать их не смогли. Вот и забросили…
– Ты же говорил, что люди уходят, а душа на Безлюдных пространствах остается…
– Ну да.
– Но на военных заводах душа не может быть добрая. Оружие – оно же для смерти… А почему тогда здесь так хорошо?
Серёжка подумал.
– Наверно, потому, что душа Пространства теперь отдыхает. Может быть, она измучилась от того, что столько здесь было всего… убийственного, и нынче довольна, что все это позади… Знаешь, Ромка, я в какой-то книжке читал: «Нет более мирных мест, чем заброшенные крепости и форты, где на солнце спят старые, никому не нужные пушки…» Вот и здесь так же…
Мне такое объяснение показалось очень-очень правильным. И захотелось еще дальше в глубь пустынной страны…
Ох, сколько мы тут лазили, бродили, пробирались! Серёжка даже затащил меня на решетчатую эстакаду, протянувшуюся от похожей на домну башни к полуразваленному цеху. Мы заглядывали в люки подземелий, качали скрипучие рычаги громадных насосов, старались повернуть ржавые шестерни непонятных машин…
Из бетонной будки высовывалась и уходила в землю широченная, с меня толщиной, труба. У ее изгиба, в метре от земли, приделано было колесо с ручками. Как штурвал. Я взялся за рукоятку, Серёжка за другую. В трубе что-то ожило, словно хрипло вздохнул мамонт. И вздох этот отозвался под землей и, кажется, прошел по всему Пространству. Мы отдернули руки. Глянули друг на друга – перепугано. Серёжка мигнул и засмеялся:
– Наверно, какой-то старый гидронасос…
– Конечно, – торопливо сказал я. А сам подумал: «Уж не рассердили ли мы задремавшего „Кого-то“?.. Ой…»
Но солнечная тишина быстро успокоила нас. И мы двинулись дальше – наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло буксовало, Серёжка усердно толкал его, я вертел колеса из всех сил, и руки у меня уже гудели от усталости.
– Серёжка, ты же замаялся со мной…
– Ни чуточки… – Но дышал он часто.