Сказки и были Безлюдных пространств

Крапивин Владислав Петрович

– Да не в этом дело, – сказал я грустно и честно. – Жалко, что расстаемся. Скучно без тебя будет.

Она вскинула глаза:

– Правда?.. Но ты же сможешь прилетать, когда захочешь.

– Ладно! Буду прилетать! – И я поскорее снова стал бипланом «L-5».

– Сойка, ты села? Пристегнула карабин?

– Да…

– Как следует пристегнула? Проверь!

– Я проверила. Не бойся.

Господи, это она мне говорит «не бойся». А прыгать-то кому? Не мне же…

Я взлетел.

И представил громадный треугольник. Нижняя сторона его – рельсовая линия внизу. Длиною в тыщу километров. А по другой стороне треугольника

я полетел круто вверх. Здесь, среди лунных Безлюдных пространств, я был хозяин и мог развить любую скорость. Как во сне, как в сказке. Мог сжать расстояние! И вот нервами я ощутил, что достиг нужной точки. Глянул вниз. Там – лишь освещенная фосфорической луной облачная пелена. Однако я вообразил, что сквозь нее вижу карту – с пунктиром рельсового пути, с кружком и мелкими буквами «Самойловск». А рядом кружок поменьше – «Дорожкино». И с вершины своего треугольника стремительно пошел вниз. Сойка тихо пискнула.

– Терпи, – сказал я с напускной сердитостью. И пробил облака.

Ночная земля раскинулась внизу – темная и косматая. Несколько огоньков мерцали там заброшенно, сиротливо. Да бежали крошечные желтые квадратики – окна вагонов.

И все же сплошного мрака в воздухе не было. Над зубчатым лесом вставала луна. Не та яркая и круглая, что над Туманными лугами, а обычная, «земная». Тусклая розоватая половинка.

– Сойка, а как мы тут что-то разыщем?

– Ничего и не надо искать! – откликнулась она радостно. – Вон река блестит, изгиб! Деревня – дальше, а наш дом у самого этого изгиба, у берега. Он хоть и сгоревший, но все равно видно… А вон огонек, это на нашем ветряке!

В самом деле, луна высветила реку, хотя и неясно. Увидел я и черные горбатые крыши хутора и горевшую над ними лампочку.

– Сойка, ты готова?

– Да… Ой… Уже сейчас?

– Подожди… – Я повел самолет в сторону и вверх.

– Куда ты?

– Потому что ветер. Снесет тебя в реку.

– Я умею плавать.

– Этого еще не хватало…

Я ушел подальше от излучины и набрал высоту: чтобы для парашюта был запас. Если увижу, что не раскрылся, подхвачу Сойку на лету, как меня подхватил когда-то Серёжка.

– Сойка, если зацепишься за деревья, не дергайся. Виси и ори, пока не снимут… А если сядешь нормально, мигни три раза сигнальным фонариком, он на левой лямке. Видишь кнопку?

– Вижу… Ты не бойся, я нормально…

– Ой, а что ты дома-то скажешь? Откуда взялась?

– Скажу, что знакомый летчик привез. Это ведь правда. А бабушке дадим телеграмму, в Дорожкине есть почта…

– Сойка…

– Что, Рома?

– Ох, да ничего уже… Переваливайся через борт и пошла…

– До свиданья, Рома… – И она не задержалась ни на секунду. Я же говорил: тихая, но отчаянная.

Меня слегка подкинуло – хоть и небольшая, но потеря веса. И тут же сильно дернулась бортовая скоба. И – ничего не видать…

Я заложил вираж. За мной трепетал фал с вытяжным чехлом.

А Сойка? Господи, где она?

Но вот расползлось внизу, отрезало неясную луну круглое светло-серое пятно. Купол!

Я догнал его, стал облетать по спирали. Может, Сойка что-то кричала мне, но за шумом своего мотора услышать я не мог. Выключил на миг, но воздух все равно свистел очень сильно.

Я метался вокруг парашюта, пока не понял: деревья и крыши уже рядом. Взмыл. Пятно замерло недалеко от лампочки ветряка, потеряло круглую форму.

Села? Ну, как она там? Живая?

И наконец рядом с обмякшим куполом трижды мелькнула электрическая искра.

Две башни

Обратно я не сразу пошел по «треугольнику». Сперва долго летел над рельсами на восток. В сторону половинчатой луны. Было мне

грустно и хорошо. Я знал: Серёжка скажет, что я молодец. Но в то же время чувствовал: что-то кончилось в нашей сказке.

А может, ничего печального в этом нет? Улетела Сойка от сумасшедшей бабки, радоваться надо. Но большой радости не было, и почему-то неотступно звучала в голове Сойкина песня:

Это сбудется, сбудется, сбудется, Потому что дорога не кончена. Кто-то мчится затихшей улицей, Кто-то бьется в дверь заколоченную… Кто-то друга найти не сумел, Кто-то брошен, а кто-то устал, Но ночная дорога лежит В теплом сумраке августа… Разорвется замкнутый круг, Рассеченный крылом, как мечом. Мой братишка, мой летчик, мой друг Свой планшет надел на плечо… Сказка стала сильнее слез, И теперь ничего не страшно мне: Где-то взмыл над водой самолет, Где-то грохнула цепь на брашпиле… Якорь брошен в усталую глубь, Но дорога еще не кончена: Самолет межзвездную мглу Рассекает крылом отточенным. Он, быть может, напрасно спешит, И летит он совсем не ко мне. Только я в глубине души Очень верю в хороший конец…

Странная песня, да? Но такую уж придумал далекий Сойкин брат. А может, и я кое-что добавил – вместо забытых строчек. Ведь я и раньше иногда пробовал писать стихи, даже поэму сочинял, когда лежал в больнице.

Наконец я ушел в высоту, к вершине пространственного треугольника. И опять сквозь облачно-лунные миры «съехал» к обычной земле – сонной, с огоньками.

Это были огоньки нашего города. И посадочные костры я тоже различил. Пора приземляться. Но не хотелось. Словно я не все еще сделал, что должен был этой ночью.

А песня продолжала звучать во мне. Была в ней и тревога, и печаль, но было и хорошее ожидание. Потому что ведь правда – дорога не кончена! Сказка не кончена!

Скоро вернется Серёжка.

А еще до этого я слетаю к Сойке, узнаю, как она там…

Да, но где же я там сяду?! Если сегодня не смог, то и потом… Вот балда! Надо было условиться, чтобы Сойка нашла площадку, зажгла костры… Но ведь она говорила: «Бугры…»

А может, прямо в воздухе превратиться в мальчишку с парашютом? Хорошо, если получится. А если…