Сказки и легенды крымских татар
Шрифт:
А к полудню у сельского правления собрались арбы, к которым были прикованы разбойники. В кандалах лежал Алим и с ним каведжи с Баталом. Все было готово, чтобы тронуться в путь. Собралась вся деревня, вышел из правления начальник; плакала, ласкаясь к отцу, Шашнэ.
– Не плачь, - сказал начальник девочке, - скоро отец вернется, - и, посмотрев на Алима, добавил, - чуть было не забыл, за мною ведь долг. Помнишь, я обещал, когда Алим будет в моих руках, сто карбованцев тебе? Алим в моих руках - деньги твои.
– Отдай их ей, - показал Алим на девочку. Арбы медленно
Глоссарий: http://irsl.narod.ru/books/KTSweb/block6.doc
Продолжение: http://irsl.narod.ru/books/KTSweb/block4.doc
*********************************************
D:\block4.doc
*********************************************
Туды- Мангу-хан был похож на быка с вывороченным брюхом; к тому же был он хром и кривил на один глаз.
И все дети вышли в отца; одна Гюляш-Ханым росла красавицей. Но Туды-Мангу-хан говорил, что она одна похожа на него.
Самые умные люди часто заблуждаются.
В Солгатском дворце хана жило триста жен, но мать Гюляш-Ханым занимала целую половину, потому что Туды-Мангу-хан любил и боялся ее.
Когда она была зла - запиралась у себя, тогда боялся ее хан и ждал, когда позовет.
Знал, каков бывает нрав у женщины, когда войдешь к ней не вовремя.
А в народе говорили, будто ханша запирается неспроста. Обернувшись птицей, улетает из Солгатского дворца в Арпатский лес, где кочует цыганский табор Ибрагима.
Попытался было сказать об этом хану главный евнух, но побелело от гнева ханское око, и длинный чубук раскололся о макушку старика.
Помнил хорошо хан, что вместе с Гюляш-Ханым пришла к нему удача - так наворожила ее мать. И любил хан цыганку-жену, потому что первым красавцем называла его, когда хотела угодить.
Улыбался тогда Туды-Мангу-хан, и лицо его казалось чебуреком, который сочнел в курдючном сале.
И всегда, когда хан шел на Ор, он брал с собой Гюляш-Ханым на счастье, чтобы досталось побольше дичи и была она поценнее.
Один раз добыл столько, что понадобилось сто арб.
Была удача большая, потому что Гюляш-Ханым не оставляла хана,
Но арбы шли медленно, а хану хотелось поскорее домой. Позвал он Черкес-бея и поручил ему казну и Гюляш-Ханым; а сам ускакал с отрядом в Солгат.
Весел был хан, довольны были жены. Скоро привезут дары.
Только не всегда случается так, как думаешь.
Красив был Черкес-бей, строен, как тополь, смел, как барс, в глазах купалась сама сладость. А для Гюляш-Ханым настало время слышать, как бьется сердце, когда близко красавец.
Взглянула Гюляш-Ханым на Черкес-бея и решила остаться с ним - обратилась в червонец. Покатился червонец к ногам бея, поднял он его, но не положил к себе - был честен Черкес-бей,- а запер червонец в ханскую казну.
Честным поступком не всем угодишь.
А ночью напал на Черкес-бея балаклавский князь, отнял арбы, захватил казну.
Еле успел спастись Черкес-бей с немногими всадниками.
И повезли Гюляш-Ханым с червонцами в Балаклаву.
В верхней башне замка жил греческий князь. К нему и принесли казну.
Открыл князь казну и начал хохотать. Вместо червонцев - в казне звенел рой золотых пчел.
– Нашел, что возить в казне глупый Туды-Мангу-хан!
Вылетел рой, поднялся к верхнему окну; но одна пчела закружилась около князя и ужалила его прямо в губы.
Поцелуй красавицы не всегда проходит даром.
Отмахнулся князь и задел крыло пчелы. Упала пчела на пол, а кругом ее посыпались червонцами все остальные.
Поднял от удивления высокую бровь балаклавский князь и ахнул: вместо пчелы у ног его сидела, улыбаясь, ханская дочь; загляделась на него.
Был красив Черкес-бей, а этот еще лучше. Светилось на лице его благородство, и в глазах горела страсть.
• Околдовало его волшебство женской красоты, и оттолкнул юноша ногой груду золота.
Когда молод человек, глаза лучше смотрят, чем думает голова.
Схватил ханшу на руки и унес к себе.
Три дня напрасно стучали к нему старейшины, напрасно предупреждали, что выступило из Солгата ханское войско.
Напиток любви самый пьяный из всех; дуреет от него человек.
А на четвертый день улетела Гюляш-Ханым из башни. Обернувшись птицей и улетела к своим, узнала, что приближается к Балаклаве Черкес-бей.
Скакал на белом коне Черкес-бей впереди своих всадников и, услышав в стороне женский стон, сдержал коня.
В кустах лежала Гюляш-Ханым, плакала и жаловалась, что обидел ее балаклавский князь, надругался над ней и бросил на дороге.
– Никто не возьмет теперь замуж.
– Я возьму, - воскликнул Черкес-бей, - а за твою печаль заплатит головой балаклавский князь.
И думала Гюляш-Ханым по дороге в Солгат - кто лучше, один или другой и хорошо бы взять в мужья обоих, и князя и бея, и еще цыгана Ибрагима, о котором хорошо рассказывает мать.