Сказки и сказкотерапия

Соколов Дмитрий Юрьевич

Ст-Бп (сознание терапевта — бессознательному пациента): Я беспокоюсь о тебе. Я принимаю твои чувства, какими бы они ни были. Я добрый доктор. У меня есть волшебная мазь.

Сп-Бп: Я тебя не знаю.

Бп-Бт: Я — девочка, наступившая на хлеб. Теперь я не сделаю никуда никакого шага — разве что ты знаешь какую-нибудь классную игру?

Бт-Бп: Я похож на хлеб. Наверное, ты опять на меня наступишь.

Ст-Бт: Чего бы мне такого предпринять?

Бт-Ст:

Ты — герой. Ты — большой папа. Ты спасаешь слабых и беззащитных. Так когда-нибудь ты доберешься и до меня.

Любая из приведенных здесь фраз является метафорой в том смысле, что содер-жит не прямые, а параллельные и ассоциативные понятия. В «объективном» смысле нет ни хлеба, ни мази, ни головокружения. Назови мы их внутренним со-стоянием, психологической помощью и симптоматикой, реальности мы им не прибавим.

4. Человеческое общение имеет основные свои мотивы и смысл вовсе не на уровне содержания (обмена объективной информацией), а на других уровнях — прежде всего отношенческом и метафорическом (символическом). Отношенческий уровень — «выяснение отношений», прощупывание, нала-живание и поддержка взаимных позиций говорящего и слушающего. Подопле-кой обычных разговоров служат вопросы близости («Ты меня уважаешь?»), власти и контроля («Кто здесь главный»), взаимопомощи («Ты моя мама» — «Нет, крокодил» — «Нет, мама!»)

Метафорический уровень — символика, выражающая что угодно, но преж-де всего те же отношения с партнером, собственный онтологический статус, же-лания, вытесняемые мысли и чувства. Например, в начинающейся группе прак-тически любая фраза выражает ожидания и предсказания о работе и жизни в группе. Тот, кто говорит о перемене погоды, очень вероятно, настроен на изме-нения в процессе групповой работы; реплика другого, что в такое время он из дома не выходит, может предупреждать, что он в этой работе особо участвовать не намерен.

5. Метафорический язык (сказки, истории, аллегории и т. п.) является, по сравнению с обычным, более открытой формой общения между сознательными и бессознательными структурами двух людей. В отношении бессознательного можно сказать, что такой язык является более прямой речью.

6. В психотерапевтическом общении, где почти неизбежно активно участвует бессознательное («терапевт» начинается там, где «сознание» пасует), метафорический язык ценен по нескольким причинам:

1) и 2) Он более, чем обычный, открыт для анализа и понимания. Здесь символика почти ни за что не прячется. Если клиент, «не выходивший из дома», сравнит себя с улиткой или премудрым пескарем, он гораздо более открыто опишет свою жизненную позицию и ожидания. Настолько открыто, что, воз-можно, никакой дальнейший анализ не нужен: проведена точнейшая диагно-стика, в терминах, понятных для бессознательного терапевта («меланхолик» или «интроверт» терапевту пришлось бы еще переводить для собственного подсознания).

3) Он мощнее по возможности интервенции, то есть терапевтического вмешательства, проходящего в основном от Ст к Бп и от Бт к Бп. Именно сказка и аллегория «западает в душу» пациента, вызывая любые возможные процессы: обострение конфликта,

катарсис, определение темы для собственных медитаций.

4) Он легче для восприятия пациентом, поскольку автоматически «усыпляет» сознание — во всяком случае, дает ему долгожданную возможность отключиться.

Что более всего наш разум восхищает?Что обещает то, что разум запрещает.(Ольга Седакова)

7. По тем же самым причинам, как мне кажется, метафорический язык труден для использования. Его употребление способствует взаимодействию сознания и подсознания терапевта (как только он делает хоть шаг в сторону от готовых форм). Можно сказать, что создание и коммуникация метафор прямо пропор-циональна открытости между сознательным и бессознательным у человека, осо-бенно у психотерапевта (человек, который становится психотерапевтом, как правило, имеет двойственные «сильно заряженные» отношения с собственным бессознательным).

Трудность использования метафорического языка в психотерапии обу-словлена еще и тем, что он более просто и открыто описывает взаимоотношения между терапевтом и пациентом — опять-таки, часто область полутеней и заморо-чек.

8. Описанная модель сознания и обыденного языка как стерилизованных «верхушек» применима и к психотерапии. Различные формы психотерапии по степени «дружбы» с бессознательным разнятся примерно так же, как языки математический, разговорный и сказочный. На «твердой» поверхности располагается рациональная психотерапия, рядышком — классический гипноз и бихевиоризм. Это «математика»: жесткие правила поведения, рецепты, очень сознательные действия. В глубине «варится» что-то малопонятное, неоформленное: медитация, релаксация, музыкальная терапия, где есть «что-то» с «чем-то», влияющие друг на друга неизвестными путями. Формы посередине так или иначе работают на два фронта, способствуя открытому общению сознания и подсознания.

Модель НЛП «программируемого» подсознания, как мне кажется, слишком мила и красива, чтобы иметь выход на серьезные бессознательные процессы. Наиболее близки и способны работать с ними, по моему мнению, те формы психотерапии, которые совершают свободные путешествия в мире внутреннего опыта, общения и осознавания происходящего, с максимальной готовностью к любому результату. Это психоанализ, трансактный анализ, гештальт, психод-рама и их многочисленные динамические формы. Все они предусматривают:

1) наличие бессознательного у пациента и у психотерапевта;

2) серьезную и постоянную проработку «связей» сознания и бессознатель-ного у психотерапевта при обучении, супервидении, саморефлексии;

3) амбивалентность (двойственность, внутреннюю противоречивость) ос-новных чувств, целей, форм общения и самого процесса психотерапии;

4) использование метафорического языка с переводом на язык разговор-ный.