Сказки из жизни
Шрифт:
— А кофе в этом доме дают? — с легкой насмешкой спросила Жанна.
— Сейчас я принесу нам завтрак. И… Жанна…
— Что?
— Нет, ничего. Я мигом.
Он действительно обернулся очень быстро, но Жанна за это время успела умыться, подобрать волосы и снова устроиться в постели, прикрыв колени и грудь одеялом.
Кофе, горячие тосты с сыром… будто и не было всех этих лет. Как будто сейчас Жанна начнет собираться на очередной экзамен, а Андрей — в мастерскую.
— Где ты была все это время? — внезапно нарушил молчание Андрей.
— Во
В Версале.
— Что ты там делала?
— Сначала училась. Потом стажировалась. Теперь у меня маленькое свое дело. Магазин игрушек «Ретро». Перерываю блошиные рынки, езжу по провинциям, скупаю старые игры и игрушки, реставрирую их. А эксклюзивных кукол делаю сама.
— Эксклюзивных?
— Ну да, из особого фарфора, с гибким туловищем и настоящими нарядами. В основном, конечно, придворных и военных разных эпох. Туристы в восторге.
— Процветаешь?
— Можно сказать и так. Не бедствую. Решила вот посмотреть, нельзя ли договориться о сотрудничестве с какой-нибудь фирмой в Москве.
— Замужем?
— А ты женат?
— Нет.
— Мне показалось, что сегодня я заняла место какой-то сногсшибательной красавицы…
— Тебе показалось, — сухо сказал Андрей. — Довольно смазливая девица, не более того. И своего места у нее в этом доме нет.
— Извини.
— Жанна? Почему ты меня бросила? Я до сих пор не могу понять, чем оказался виноват перед тобой.
Вот так — головой в омут. Иначе они будут вести светскую беседу до бесконечности.
— Я? Это ты вынудил меня уйти. Специально уехал в Америку…
— Что значит — специально?
— Через месяц после твоего отъезда этот самый, как его, Иван Иванович, сказал, что Аделаида Николаевна просила его со мной поговорить. Сама она не решилась. Она тогда получила от тебя письмо… В общем, ходила сама не своя. И попросила…
— Какое письмо?
— То, в котором ты просил ее избавить тебя от моего присутствия в доме. И сообщал, что не вернешься, пока «эта девица» в нем находится. Что ты совершил ошибку, глупость, у тебя не хватило воли оборвать все сразу, а теперь ты не желаешь сам влезать в объяснения, потому что ненавидишь их…
— Я ничего не понимаю! Я не писал матери такого письма! Я вообще ей тогда не писал — только звонил.
— Но я видела письмо своими глазами! Когда я его прочитала, Иван Иванович сказал, что теперь я все должна решить сама, выбор за мной, и если я решу уйти, то получу три тысячи долларов и смогу взять все, что захочу. Но я взяла только свои вещи и в тот же вечер ушла к маме. Даже с Алевтиной не попрощалась. Андрей, что с тобой?
— Тебя обманули, Жанна. Это письмо было написано лет за пять до встречи с тобой. Мать подыскала мне какую-то девицу и решила, что мы должны обязательно зарегистрировать брак. А я ее просто возненавидел с первого взгляда. Но мама поселила ее у нас в доме, и тогда я… сбежал. К друзьям в Питер. Оттуда и прислал это письмо.
— Но почему ты даже не попытался меня вернуть?
— Потому что мне сказали, что ты
— И ты поверил?!
— Поверила же ты, что я мог написать то клятое письмо. Разве там не было даты?
— Не было. Только твой росчерк.
— Мать все предусмотрела, — пробормотал Андрей. — Она дергала нас с тобой за ниточки, как марионеток, а мы подчинялись. О, она хорошо знала, как управлять людьми! Держу пари, что дяде Ване она пригрозила отлучением от дома, если он не поможет. А он всю жизнь был в нее по уши влюблен, по пять раз в год руку и сердце предлагал.
— О боже! — прошептала Жанна. — Как же твоя мать меня ненавидела! Что плохого я ей сделала?
— Ничего. Она испугалась молодой, красивой соперницы в доме. Не она тебя выбирала. И…
— И панически боялась стать бабушкой, — завершила Жанна. — Ну, в чем-то она была права, царствие ей небесное.
— Я когда вернулся и узнал… В общем, несколько месяцев была страшная обида. А потом понял, что все равно не могу без тебя, что должен хотя бы знать, почему ты так поступила. Но ты как в воду канула…
— Видишь ли, когда я примчалась домой, мама была не одна. Накануне в Россию приехал мой отец…
— Твой — кто?
— Мой отец. Он француз, приезжал девятнадцать лет тому назад в Москву на какой-то международный семинар. А мама работала горничной в гостинице, убирала его номер. Ей было чуть больше восемнадцати…
— И он не знал, что у него в Москве ребенок?
— Нет. Он вообще был женат, но у его жены детей не было. А когда он овдовел, его мать заставила его выяснить, что случилось с той русской девушкой, горничной из отеля. Бабушка Марина утверждала, что сердцем чувствует — это обязательно нужно сделать.
— Марина? Это не французское имя.
— А она русская, то есть украинка. Попала в начале войны с новорожденным сыном сначала в Румынию, а потом каким-то чудом во Францию. Сначала бедствовала, но потом встретила одного адвоката, он помог ей получить деньги, которые держали в одном из банков родственники ее мужа, уже покойные. Муж остался в Москве.
— То есть твой отец — тоже русский?
— Можно сказать и так. Но гражданство у него французское, образование он получил в Сорбонне, первая жена была француженка. По-русски он, конечно, говорит, но с очень смешным акцентом. И, знаешь, когда я его увидела — у меня сердце зашлось. Вы с ним очень похожи, только он пожилой уже и не такой красивый. И зовут его Андре.
— Он тебя удочерил?
— Конечно! Он женился на маме и удочерил меня. Получилась нормальная семья с ребенком. Правда, интересно?
— Необычайно, — не без иронии отозвался Андрей. — И как же тебя теперь зовут?
— Жанна Дарси.
— Красиво.
— Нормально, — пожала плечами Жанна. — Но во Франции — это уже что-то. На моих кукол уже делают предварительные заказы.
— Что ты изучала?
— Историю искусств, в основном. И немецкий язык. Немцы написали о фарфоре столько — уму непостижимо.