Сказки Круговерти. Право уйти
Шрифт:
Менестрелька вдруг осознала, что поет не свою песню. Нет, она и до этого исполняла баллады, некогда услышанные от других. Но эта была особенная, одна из тех немногих, которые иногда пел Шири. О том, что ее верный Поводырь играет на гитаре и очень неплохо поет, Госпожа Смерть узнала с запозданием – спустя несколько веков совместных скитаний по трактам и большакам, да и то случайно. С тех пор она время от времени наседала на него, подсовывая инструмент и умоляя что-нибудь спеть. Баллад Шири, как выяснилось, знал в избытке. А может, и сам сочинял, кто его поймет? Когда-то Арьята спросила его об этом напрямую, но Поводырь лишь отшутился, сказав, что не собирается
Ночь перевалила за середину, когда Арьята ощутила перемену в состоянии своего верного Поводыря. Дыхание участилось, Шири беспокойно завозился под одеялом, веко на здоровом глазу дрогнуло, Поводырь заморгал, пытаясь привести зрение в фокус. Последним, что он запомнил, стала всепоглощающая боль, вначале холодная и жалящая, а затем раскаленная. Тупо ныла прокушенная губа.
– Сколько пальцев видишь? – тихо раздалось у него над ухом.
– Не вижу, здесь темно, – хриплым шепотом откликнулся он.
– Значит, очнулся, – насмешливо констатировала Арьята, – и теперь я вывалю на тебя все, что думаю по поводу произошедшего. – Смерть легонько подергала товарища за выбившуюся из косы прядку. Шири болезненно поморщился и вяло попытался отобрать свои волосы у шкодливой менестрельки.
– Только тихо и недолго, – умоляюще попросил он. – Я старый больной человек, мне нужен полный покой и нежный уход…
– Нежный уход я тебе могу обеспечить только из жизни, – фыркнула Смерть. – Ладно, тогда коротко и по существу: не делай так больше.
– Ничего обещать не могу, – он поерзал, устраиваясь поудобнее.
– В таком случае за Иленку я не поручусь, – вздохнула Арьята, – она тут и так была на грани истерики от того, что ты схлопотал царапину, что с ней произойдет, если в тебе проделают дырку побольше, я даже представить не берусь.
– Да? Очень интересно, – ехидно сообщил Поводырь. – Не ожидал от нашей госпожи Великая Самоуверенность такой тонкокожести.
– Ши, иногда я просто удивляюсь твоей черствости, – покачала головой Смерть.
Поводырь буркнул что-то неразборчивое, предоставляя Арьяте самой додумать, куда она может отправить свое удивление. Однако на самом деле сейчас ему было не до смеха. То, что с Иленкой начало твориться неладное после того, как его задели, Поводырь понял еще тогда, возле шинка. Девушка выглядела очень испуганной. И это обращение «мастер»… Если раньше он просто ее подначивал, постоянно одергивая, то сегодня… Он бы даже сказал, что упрямая заклинательница испугалась не за себя, а за него. Тьфу, шайтан! Этого еще не хватало! До сегодняшнего происшествия они просто друг друга терпели, и лучше бы так оставалось до конца всего путешествия. А всякие приязни, испуги и прочие привязанности пусть бы увяли на корню! И было бы легче и проще… Шири машинально потер грудь: давно молчащее сердце едва ощутимо ныло. Но, наверное, ему только показалось. Уж что-что, а эта часть его существа действительно была мертва
– Шири, нам нужно вернуть Эдана, – прервала его яростные размышления Арьята.
– Зачем? Daeni, по большому счету вся эта каша заварилась из-за него, – недовольно проворчал Поводырь, менее всего желая, чтобы рыжий сопляк воссоединился с ними и продолжил отравлять жизнь.
– Ши, я не могу его бросить, – покачала головой менестрелька.
Верный Поводырь Смерти молчал. Он знал, что не сможет перечить daeni, ибо в этом она вся – если уж втянула кого-то в неприятности, то обязана и вытащить, и хоть ты ей кол на голове теши! Упряма как… как Смерть!
– Отправляемся перед рассветом, – решила она, пресекая спор. – У меня есть план.
Шири лишь устало кивнул, надеясь, что за оставшиеся пару часов он сможет восстановиться настолько, чтобы твердо стоять на ногах. Будь рана нанесена простым оружием, он бы уже давно оправился от нее. Но заговоренные на нечисть клинки доставляли массу неприятностей…
Оставленная на столе керосиновая лампа едва горела, больше чадя, чем освещая. К запаху помоев примешивался еще и горьковатый дух дрянного топлива. Молодцы, приставленные бароном Тарницей стеречь непутевого отпрыска, рационально поделили свои нехитрые обязанности: один спал, уронив голову на руки, второй, чтобы не дремать, вырезал что-то на грязной столешнице, изредка поглядывая на пленника. Мальчишка за все время так и не пытался пошевелиться, и стражник всерьез начинал подумывать, не околел ли пленник вообще?
Но тут Эдан вяло вскинул голову и попробовал потрясти связанными руками – веревки немилосердно впились в кожу. Юноша всхлипнул. Последние несколько часов он то проваливался в какое-то зыбкое забытье, а то вновь погружался в обволакивающее шуршание безумного шепота. Пытаясь чуть ослабить веревку, притянувшую его к спинке стула, Эдан резко подался вперед. Стул протестующе скрипнул. Занимавшийся антихудожественной резьбой страж недовольно вскинул голову:
– Что ты все ерзаешь и ерзаешь, а? – раздраженно проворчал он.
– Воды бы… – сипло откликнулся пленник, едва ворочая распухшим языком.
– Вот покупатель прибудет, у него и проси, – недобро ухмыльнулся охранник.
Эдан похолодел от недобрых предчувствий. Покупатель? Какой покупатель? В какие неприятности, черт побери, его впутали? Неужели недостаточно того презрения и брезгливого терпения, которое изливались на него с малых лет. А может, его и в доме терпели именно потому, что… продали? И ждали покупателя…
Замешательство пополам с отчаянием настолько явно отразились на избитом лице пленника, что охранник ощерился еще гаже.
– А то ты не знал, – презрительно хохотнул он. – Продали тебя, парень, ни за понюх табаку! Зачем уж это твоему батьке понадобилось, с него и спрашивай…
«…продали, продали, продали», – шелестящим хором откликнулись тысячи шепотков в голове юноши.
– Меня продали… – пустым голосом повторил Эдан и вдруг зашелся хриплым полубезумным смехом. Стражник кинулся к нему, намереваясь ударить, но не успел…
С тихим протяжным скрипом отворилась входная дверь. Охранник резко обернулся и застыл, не в силах шевельнуться от накатившего ужаса. В проеме стояла высокая фигура в черном плаще. Над плечом страшного визитера возвышалась коса. Из-под глубоко надвинутого капюшона свисали белесые пряди.