Сказки на ночь
Шрифт:
Дик на всякий случай нахлобучил колпак и неуверенно затянул:
– Хо-хо-хо, девочка, как твое имя?..
– Дорогой Санта-Клаус, у нас к тебе большая просьба. Вот тебе сотка баков – Джимми, гони сотку! – пойди, пожалуйста, в конец перрона и сунь вот эту коробочку в карман во-он того парня в «аляске».
– И что сказать?
– Ничего. То есть говори что хочешь, но коробочку сунь незаметно. Это сюрприз.
– А… там не бомба? Не наркота?
– Нет. Даю двести. Джимми…
Дик величественно
– Мальчик Джимми, не надо денег. Ты хорошо себя вел и за это получишь подарок. Давайте сюда вашу коробочку, психи. Ох-хо-хо…
Марк обернулся на звон бубенчиков – и утонул в черных насмешливых глазах Санты. Знакомый раскатистый бас прозвучал в ушах:
– Смотри-ка, это мальчик Марк! Видать, тебя ждет удача в наступающем году. Уезжаешь?
– Да… Еду.
– По делу или бежишь?
– Почему вы… В общем-то бегу.
– Дело твое. Счастливого Рождества!
Санта-Клаус стиснул Марка Боумена в объятиях, потом хлопнул по плечу здоровенной ручищей в красной рукавице, повернулся и зашагал прочь. Марк недоуменно смотрел ему вслед.
Под мерный стук колес Марк задремал, но проснулся, когда в тамбуре зашумели и засмеялись. Чья-то голова в разноцветном колпаке сунулась в дверь его купе.
– Счастливого Рождества!
Марк кивнул и слабо улыбнулся. Голова исчезла.
В купе было холодновато, да и заснул он в неудобной позе, поэтому чувствовал себя озябшим. Чтобы согреться, сунул руки поглубже в карманы «аляски»…
И нащупал коробочку.
Марк торопливо вытащил ее из кармана. Маленькая, накрест перевязанная обрывком золотой мишуры. Почему так бьется сердце?
Он разорвал обертку, трясущимися руками открыл коробку…
В гнезде из белой ваты лежал и лукаво улыбался ему голубоглазый рождественский ангел с золотыми волосами и лицом Джилл Сойер.
Эпилог
Ресторан «Земляничная поляна» готовился к открытию. На кухне звенели посудой, вкусно пахло выпечкой и мятой, за окнами сиял весенний солнечный день.
Джилл Сойер блаженно вытянула отекшие ноги и зажмурилась. Как же хорошо, когда не надо никуда спешить!
Все работало, работало превосходно и изумительно, отзывы о ресторане были самые благоприятные, и за первый же месяц работы они ухитрились окупить почти две трети расходов. Лора, правда, никак не может простить Джилл зала в русском стиле – самовар, по ее мнению, отдает Брайтоном, а баранки никто не берет, так они и висят на этом самом самоваре. Ничего, зато прикольно.
Джилл тихонько рассмеялась. Ее ресторан – чудн о!
На дворе стоял апрель, необычайно теплый в этом году. Весенними вечерами
Звякнул серебряный колокольчик на входной двери. Джилл было лень поворачиваться.
– Извините, мы еще закрыты. Откроемся ровно без четверти пять.
Это тоже была фишка – знаменитое английское чаепитие начинается ровно в пять часов вечера.
Второго перезвона не было слышно. Посетитель не уходил. Джилл вздохнула и медленно обернулась…
Он здорово изменился. Помолодел, похудел. Лицо было загорелое, и потому серые глаза на смуглой коже выделялись особенно ярко. Никакого льда и стали – чистейшее серебро.
Марк Боумен стоял и смотрел на Джилл Сойер. Чувствуя, как бешено колотится в горле сердце, она медленно произнесла:
– Здравствуй, Марк.
– Здравствуй.
– Приехал?
Она замолчала, потому что пересохло во рту. Марк шагнул вперед и уселся за столик напротив нее. Из кухни виновато выскочил жующий швейцар Фрэнк, готовясь выставить назойливого пришельца, но Джилл слабо махнула рукой – и Фрэнк вернулся к своим любимым пирожкам с черникой.
Марк откашлялся.
– Я приехал, чтобы признаться тебе в нескольких вещах.
– Это вовсе ни к чему, если ты этого не хочешь…
– Разумеется, хочу, иначе бы не приехал. Так вот, во-первых, я все равно не верю в Санта-Клауса.
Джилл подавила желание улыбнуться. Такое признание для прежнего Марка Боумена было непосильной ношей.
– Вообще-то я тоже не очень, но надо же как-то объяснять чудеса, которые случаются время от времени?
– Во-вторых, я не пою. Никогда.
– Вообще никогда?
– Никогда и ни при каких обстоятельствах. У меня нет слуха.
– Это тоже не очень страшно, я что-то охладела в последнее время к вокалу. Что-то еще?
– Даже не знаю.
– Зачем ты приехал? Только чтобы сказать мне про Санту и пение?
– Н-нет… в каком-то смысле у меня не было выбора.
– Что-то ты не выглядишь, как человек, которого угрозами вынудили сделать то, чего ему совсем не хочется делать…
– Джилл Сойер, если ты помолчишь хоть минутку, я, возможно, смогу собраться с силами и сказать то, что должен.
– Марк, я ничегошеньки не понимаю…
– Умолкни.
– Хорошо. Молчу.
– Спасибо. Так во-от… Я не собираюсь давать никаких обещаний. Нет. Не так. Наоборот, я как раз хочу дать тебе страшную клятву. Я клянусь, что буду любить тебя вечно. Я в этом совершенно уверен. Не уверен я в другом – будешь ли любить меня вечно ты. Даже если сейчас тебе может показаться, что это так, на самом деле все может обернуться по-другому, и ты даже возненавидишь меня… Я ведь не очень-то легкий человек.
– О да!
Марк помолчал и сказал совсем другим голосом: