Сказки ночного города
Шрифт:
– Что с тобой, мальчик мой?
– участливо спросила старушка как-то вечером.
– Я же вижу что тебе плохо...
Кукольник посмотрел на Киру Дмитриевну, улыбнулся и, погладив ее сморщенную возрастом руку, сказал:
– Идеал слишком вечен, госпожа Кира. Он слишком вечен, а мы слишком глупы в своих попытках вечность осознать.
Это было последнее, что сказал Кукольник своей покровительнице, тряхнув напоследок своими золотыми волосами и покидая гостеприимную столовую. Кира Дмитриевна долго еще смотрела на его фигуру, уходящую в ночь, вдоль
Кукольник шел, не разбирая дороги и не имея цели, а в окне его флигеля была видна стройная фигурка девушки. Она плакала...
Ранним утром дверь жилища Кукольника скрипнула. В расхристанной фигуре, источающей ни с чем несравнимое амбре перегара, со следами помады на видавшей лучшие дни белой сорочке было практически невозможно узнать элегантного и изысканного мастера кукол. Молча смотрела на него Виола. Молча взирало солнце. Молчал и он. Да и что было говорить? Пошатываясь, Кукольник подошел к своему любимому креслу и тяжело в него рухнул. Виола подошла к нему и села в его ногах. Преданный взгляд ее на своего творца был насквозь пропитан грустью.
– Милый, где ты был? Я очень волновалась...
Молча он оттолкнул нежную руку, которая пыталась погладить его колено.
– Но...я же люблю тебя, милый!
– Что такое твоя любовь?
– в сердцах бросил Кукольник, - Жалкое подобие чувств, вложенное в тебя мной, твоим создателем? Ты не человек! Ты всего лишь жалкий голем!
Он сорвался на безумный крик, глаза его сверкали гневом:
– Ты хотела присвоить меня себе? Так? Ты бесчувственный монстр! Отродье! Плод бреда безумца! Что ты вообще знаешь о любви, глупая кукла??
Виола поднялась с колен. В ее глазах сверкали бриллианты слезинок. Бесшумно ступая, она вышла из комнаты, а Кукольник бросился к серванту и, вытащив оттуда бутылку водки, налил себе полный стакан. Девушка вернулась через минуту. На ней было одето глухое, черного бархата платье, которое мастер год тому назад шил для куклы, заказанной местным криминальным авторитетом для его дочери. В руках Виола держала нож. Длинное лезвие кухонного прибора матово поблескивало.
– Ты обещал вечно любить меня.
– странным деревянным, безжизненным голосом сказала кукла, - Ты призвал жизнь в мое сердце. Ты сотворил меня. Ты, тот, кому я клялась в вечной преданности... Ты говоришь, кукла неспособна любить? Ты просто дурак, если не увидел моих чувств. Нет сильнее кукольной любви, милый. Но..если я не смогла доказать тебе это, я докажу тебе свою ненависть!
– Ч-что ты задумала?
– вскричал Кукольник в страхе.
– Прощай, единственно любимый...
С этими словами Виола вонзила нож в свою грудь. Лезвие мгновенно вскрыло нежнейший шелк кожи, раздвинуло ребра и пронзило еще трепещущее, но уже разбитое сердце...
Спустя три дня, обеспокоенная Кира Дмитриевна велела выломать дверь во флигель. На полу комнаты она увидела Кукольника, лежащего ничком на полу. Рядом с ним лежала кукла, держащая в руке сменное лезвие макетного
Коронер зафиксировал смерть от разрыва сердца, и тело увезли в морг. Спустя сутки, Кира Дмитриевна затребовала его для обряда погребения. В расшитый бархатом гроб она положила куклу и долго еще стояла на холодном, зимнем ветру, подслеповато щурясь. Она читала эпитафию, выбитую причудливым, будто женской рукой выведенным, почерком. Она гласила:
"Любовь куклы не ведает преград, и только познавший всю глубину чувств куклы может заглянуть в вечность"...
Вычитай из Ста
Моим любимым жене и дочери
Вычитай из ста... Вычитай каждый прожитый миг, и ты поймешь, что их вовсе не осталось. Считай, что каждая твоя минута - это шаг к пустоте, и ты увидишь, что минуты измеряются свинцом, привязанным к твоим ногам. Просто представь, что Вселенная огромна настолько, что твое сознание просто не может охватить это, и ты сойдешь с ума. Так же, как это произошло со мной.
Впервые я познакомился с нею, когда стоял на набережной и пил пиво. Она подошла ко мне и сияя своими серыми, словно небо ноября, глазами, и серьезно спросила:
– Ты боишься темноты?
Я посмотрел на нее, и, улыбнувшись, ответил:
– Иногда. А ты?
– А я почти всегда. Когда темно, то почему-то сразу становится страшно. А еще, в это время, приходится очень много ждать.
– Чего ждать?, - естественно удивился я
– Утра. Утро...знаешь, оно очень хорошее! Оно светлое, и, наверное, доброе.
– Гм... Погоди. А если это зима? Если вокруг дома лежит куча снега, а в плохо закрытые окна дует промозглый ветер? А тебе нужно позавтракать и выходить из дому?
– Глупый ты! Зима она как ночь, когда темно, страшно и нужно ждать весну.
Потом она ушла. Я даже не спросил, как ее зовут. Она просто залилась своим звонким, похожим на капель, смехом, и убежала. А я допил пиво и пошел домой, втайне надеясь, что наша встреча не последняя. Я был очарован ее манерой говорить, улыбаться и смотреть в озлобленные глаза мира. Я шел, курил свой "Winston" и думал о сумерках отношений, о ночи брака и рассвете любви. Так со мной было впервые.
Дома меня ждала пустота.
Наутро, как обычно, пообещав себе с завтрашнего дня начать чистить зубы и делать зарядку, я выкурил натощак две сигареты и пошел на работу. Странно - в потоке стандартного для меня документооборота, я не скучал. Даже в ставший привычным чат ICQ входить не хотелось. Я думал о том, что богиня, которую я встретил на набережной, сегодня снова явится мне. И жестоко ошибся. До одиннадцати вечера я проторчал напротив фонтана, на том же месте, где и вчера, но она не пришла. Я чувствовал себя обманутым идиотом. Я напился.