Сказки русских писателей. Том 7
Шрифт:
— Дяденька Захар, да я же отродясь не ковывал!
— И я, — говорит кузнец, — не кузнецом родился! Раздувай горн.
Стал кузнец показывать, как горн раздувать, как мехи качать, как уголья подсыпать, как железо огнем мягчить, как клещами поковку брать. Не сразу у Тихона дело пошло. И руки ломит, и ноги болят. Спина вечером не разгибается. А кузнец за отца ему полюбился. Да и Тиша кузнецу по руке пришелся. Не было у кузнеца сына, только дочь. Да и та такая бездельница — лучше не вспоминать. Откуда
Пришло время, Тиша за молотобойца стал.
Взял как-то кузнец старый шкворень и говорит:
— Теперь давай из него золотой счастливый гвоздь ковать.
Ковал Тиша этот гвоздь неделю, другую, и с каждым днем гвоздь краше становился. На третью неделю кузнец говорит:
— Не перековать бы, Тихон! Счастье меру любит.
Не понял Тиша, к чему такие слова кузнец говорит. Не до них ему было. Очень ему гвоздь полюбился. Глаз с него не сводит. Одно горько — угас золотой гвоздь. Остыл. Потемнел.
— Не горюй, Тиша, позолотеет! — говорит кузнец.
— А когда он позолотеет, дяденька Захар?
— Тогда позолотеет, когда ты ему дашь все, что он просит.
— Ничего он, дяденька кузнец, не просит.
— А ты, Тиша, подумай. Неужели гвоздь для того выкован, чтобы без дела валяться?
— Это да, дяденька Захар. Гвоздь куда-нибудь вбить надо. Только во что, дяденька Захар, его вбить? У нас ни кола, ни двора, ни ворот, ни тына.
Кузнец думал-думал, тер-тер лоб да и сказал:
— А ты вбей его в столб.
— А столб где взять?
— В лесу выруби да в землю вкопай.
— А я ведь сроду не рубливал, и топора у меня нет.
— Так ведь ты и не ковывал сроду, а вон какой гвоздь сковал. И топор скуешь. И дерево им вырубишь.
Опять засопел-задышал кузнечный мех, искры полетели. Не сразу, не с маху, а через три дня выковал парень топор — и в лес.
Облюбовал Тиша сосенку и ну рубить! Не успел бедняга и кору пересечь, как схватил его лесник:
— Ты зачем, вор-разбойник, лес рубишь?
Тиша на это по-хорошему ответил, кто он, и откуда, и для чего ему нужен сосновый столб.
Лесник видит, что перед ним не вор, не разбойник, а вдовий сын, кузнеца Захара выученик.
— Вот что, — говорит, — коли тебя кузнец научил, как золотой гвоздь сковать, и я тебе помогу. Иди в лес, делянку выруби, за работу столб получишь.
Делать нечего, пошел Тиша в лес. День рубил, два рубил, на третий день делянку вырубил. Столб получил, на отцовскую землю его снес. А земля бурьяном, полынью, репейником заросла. Некому работать на ней было. Притащил Тиша столб, а вкопать его нечем.
— Да зачем тебе о лопате горевать! — говорит ему мать. — Гвоздь сковал, топор сковал — неужели лопату не загнешь?
Дня не прошло, смастерил Тиша
— Мамонька, глянь-ка, его ржа ест. Видно, он чего-то еще просит. Надо к кузнецу сбегать.
Прибежал к кузнецу, все как есть рассказал, а тот на это и говорит:
— Не может быть гвоздь без дела вбит. Всякий гвоздь свою службу нести должен.
— А какую, дяденька Захар?
— Сходи к людям и погляди, как им гвозди служат.
Пошел Тиша по селу. Видит — одними гвоздями тес пришивают, другими, самыми тоненькими, дрань на крышах прихватывают, на третьи, на самые большие, сбрую, хомуты вешают.
— Не иначе, мамонька, на наш гвоздь хомут надо повесить. Не то ржа все мое счастье съест.
Сказал так Тиша и отправился к шорнику.
— Шорник, как хомут заработать?
— Это плевое дело. Поработай у меня до сенокоса, а от сенокоса до снега. Вот тебе хомут и сбруя будут!
— Ладно, — говорит Тихон и остался у шорника.
А шорник тоже из Кузнецовой породы был. Утруждать Тишу не утруждал, но и без дела сидеть не давал. То колодки для хомутов велит пристрогать, то дровец наколоть, то десятину пропахать. Не все сразу получалось. Трудновато бывало, а от хомута отступиться боязно. Не может быть гвоздь без дела вбит. Пришло время — пришел расчет. Получил Тихон самый лучший хомут и полную сбрую. Принес все это и повесил на гвоздь:
— Золотей, мой гвоздь! Все для тебя сделал.
А гвоздь, как живой, нахмурился из-под шляпки, молчит и не золотеет.
Тиша опять к кузнецу, а кузнец опять свое:
— Не может хороший хомут со сбруей зря на гвозде висеть. Для чего-то висит хомут.
— А для чего?
— У людей попытай.
Не стал больше Тиша у людей пытать, задумался. Крепко задумался о коне. Думал, думал да и надумал. Рубить он теперь мог, шорничать тоже умел, ну а уж про кузнечное дело и говорить нечего. «Золотого гвоздя, — решил про себя Тихон, — не скую, а подручным стоять не оробею».
Простился с матерью и пошел коня зарабатывать. Году не прошло — прискакал Тихон на своем коне в родное село. Народ не налюбуется:
— Ах, какой конь! И откуда ему такое счастье?
А Тиша мало на кого глядит, к столбу поворачивает.
— Ну, гвоздь, теперь у тебя хомут, у хомута конь! Золотей!
А гвоздь как был, так и есть. Тут Тихон хоть и тихим был, а накинулся на гвоздь:
— Ты что, ржавая твоя шляпка, надо мной издеваешься?!
А на ту пору у столба кузнец случился: