Сказки сельвы. Анаконда
Шрифт:
— Ну вот еще! — проворчала Шустрая.
— Так что ты нам расскажешь? — последовал вопрос Лютой.
— Следует опасаться облавы со стороны людей?..
— Или лучше не обращать на них вниманья?..
— Пожалуй… не обращать вниманья… Но на всякий случай переправиться на другой берег… — Шустрая пыталась ответить на все вопросы сразу.
— Почему?.. Зачем?.. — заволновались все разом. — Как это взбрело тебе в голову?
— Да вы послушайте…
— Говори, говори!..
И Шустрая описала собравшимся все увиденное и услышанное: Институт,
— Поймать?! — вспылили разом Златозарная, Крестоноска и Копье-головая, достоинство которых больно задело это унизительное слово. — Нас нельзя поймать! Убить только можно!
— Да не хотят они вас убивать! Поймать хотят, поймать! Держать взаперти, давать обильную пищу, и за это каждые двадцать дней извлекать ваш яд. Сладкое житье, а?
Ассамблея просто обомлела от этого рассказа. Цель извлеченья яда была ясна… Но способ?! Каким способом они собираются его извлекать?
Подумать только: противозмеиная сыворотка!.. Это значит, что все укушенные животные станут нечувствительны к укусам и обязательно поправятся! То есть всему Семейству предстоит умереть от голода в своем же собственном лесу!
— Верно, верно! — поддержала Шустрая. — Только и всего! Шуструю предстоящая опасность не очень-то страшила. Что было им, племени Ловцов, — им, кто ловил силою мускулов, чистым зубом, — до того, будут или не будут чувствительны к яду животные?! Было, правда, одно слабое место в этих рассуждениях: иной раз самая ядовитая змея так походит на простого ужа, что возможны роковые ошибки… Поэтому Шустрой тоже было бы спокойнее без этого проклятого Института.
— Я предлагаю первой начать кампанию… — сказала Крестоноска.
— Какова же твоя идея? — оживилась Лютая, отличавшаяся стойким отсутствием своих идей.
— Идеи нет. Просто завтра, после полудня, я, будто случайно, натолкнусь на кого-нибудь…
— Смотри в оба! — сказала ей Шустрая назидательно. — Там несколько клеток пустует… Да, кстати, совсем забыла! — добавила она. — Когда я оттуда спасалась… Там собака есть, черная, косматая такая… Кажется, мастерица выслеживать Гадюковых… Так что сама понимаешь, не зевай…
— Ну, это уж как сложится… Но я прошу, чтоб завтра, как стемнеет, ваш Конгресс собрался снова. Будьте все. Если не будет меня, значит, дело плохо…
Меж тем Ассамблея переходила от одного испуга к другому.
— Собака? Мастерица выслеживать нас? Ты точно знаешь?
— Почти точно. Берегитесь этой собаки, она для нас опаснее каждого из этих людей и всех их, вместе взятых!
— Уж я о ней позабочусь! — вскричала Лютая, радуясь тому, что может наконец (без каких-либо упражнений ума) продемонстрировать мощь своих желез, полных яду…
И вот каждая змея приготовилась распространить весть о предстоящей кампании в своей округе, и Шустрой, великой лазунье, поручено было вознести призыв к бою на деревья — любимое местопребывание всех ужеподобных.
К трем часам ночи Ассамблея была распущена. Змеи, возвращенные
VII
Час пополудни… По поляне, словно объятой огнем, под защитою кустиков испанского дрока скользит Крестоноска в сторону Дома. Ей пока что не пришло в голову ничего иного (да она и не желала, чтоб
что-либо иное пришло), кроме одного: убить первого встретившегося на пути Человека. Вот она достигла Дома, всползла на галерею и, свившись клубком, стала ждать. Прошло с полчаса. Удушливый зной, воцарившийся еще три дня назад, начинал уже давить ей на глаза, когда внезапно глухое дрожанье надвинулось на нее из комнаты. Дверь стояла настежь, и перед змеей, сантиметрах в тридцати от самой ее головы, оказалась собака, черная, косматая собака, щурившаяся от недавнего сна.
«Проклятый зверь!.. — сказала про себя Крестоносна. — Лучше бы уж человек…»
В это мгновенье собака остановилась, вынюхивая что-то, и обернулась… Слишком поздно! Подавив вырвавшийся у нее визг удивления и боли, она отчаянно замотала головой.
— Ну, эта, кажется, вне игры… — пробормотала Крестоносна, снова укладывая свои кольца.
И когда собака, опомнившись, намеревалась уже наброситься на змею, то услыхала шаги своего хозяина и отступила с громким лаем, ощетинясь. Человек в черных очках возник возле Крестоноски.
— Что там? — спросили откуда-то из комнат.
— Ага… Крестовая змея. Ярко выраженные признаки… Обычно их легко смешать с близкими из их рода, — задумчиво говорил меж тем человек в черных очках.
И прежде чем змея успела принять оборонительную позу, она почувствовала, что ее сдавили чем-то вроде щипцов, укрепленных на конце какой-то палки.
Она чуть не треснула от обиды, что с нею так поступили; стала хлестать своим телом направо-налево, тщетно пыталась напрячься и обвиться вокруг проклятой палки. Ничего не вышло: ей не удалось упереться хвостом во что-то твердое, а всем известно, что без точки опоры даже такая богатырская змея, как удав, постыдным образом теряет всю свою силу.
И человек так и понес пленницу, подвешанной на палке, и так была она заброшена в серпентарий.
Представлял собою этот последний не что иное, как обыкновенную площадку, обнесенную оцинкованной гладкой стеной, за которой, в немногих установленных на голой земле клетках, было помещено тридцать — сорок змей. Крестоноска шлепнулась оземь и так с минуту и оставалась, свернувшись комом и поджариваясь под огненным солнцем.
Помещение было по всем приметам временное: неглубокие, но просторные смолёные лохани служили змеям купальнями, а расставленные там и сям деревянные домики или сложенные шалашиком камни предлагали убежище гостьям этого кустарно сработанного рая.