Сказки Серого Волка
Шрифт:
Трава, вздрагивая от любопытства, тянулась к легким прозрачным сапожкам солнечного зайчика и качалась изумленно, когда стебельки, окрашиваясь в золото, проходили сквозь них. Сорока, наконец, очнулась, метнулась, любопытная, следом за космонавтом и, примостившись невдалеке, затрясла хвостом, завертела головой, перестав даже трещать от волнения. Ежик выбежал на тропинку, ткнулся два раза в каблук, позолотил усы и, фыркнув, побежал по своим делам.
Космонавт шел и улыбался.
Все вокруг было необычно для него, почти волшебно: буйство
Солнечный зайчик любил свою планету. Любил свои камни. Любил ничуть не меньше, чем житель Земли любит свои реки, луга, леса… Да и велика ли разница между тем и другим, если и то и другое — любимы. Если и то и другое называют одним прекрасным словом — Родина…
И, наверное, стоит радоваться вместе с солнечным зайчиком, потому что в совершенно непонятном нагромождении цвета, звуков и запахов он увидел свою планету. Не каждый землянин увидел бы в хаосе и холоде чужих камней дорогую сердцу красоту леса…
III
На заре он почувствовал приближение Леса.
Не надо открывать старых, уже почти ничего не видящих глаз: влажная и прохладная свежесть Леса проникала сквозь запах дыма.
— Давно мы с тобой не видались, — грустно подумал он, замедляя ход. — И не должны бы, но раз так вышло — здравствуй!
Выпуская клубы черного дыма, паровоз надсадно загудел хриплым простуженным басом, приветствуя старинного товарища. Лес в ответ закивал кронами огромных деревьев и поднял в воздух стаю птиц. Птицы летели над чадящей машиной и пели песни, каждая свою.
— Помнит, — невесело усмехнулся паровоз, мчась через лес в сопровождении птичьего эскорта. — Я тоже помню тебя. Здравствуй, друг, здравствуй…
…Гудок, еще гудок, надрывный, как рев погибающего корабля в океане.
Ты очнулся.
— Надо же, — сказал ты, — как это я уснул?
— Спи, — успокоил кочегар, — еще часов пять до города.
— Да нет, — отказался ты, — выспался уже.
— Эта гуделка, кого хочешь, разбудит, — зевнул из своего угла машинист. — Всю дорогу, от самой станции гудит, видать, клапан давление не держит. Что я уже не делал! Чуток помолчит и снова начинает. Даже не по себе, будто прощается со всем…
— Почему прощается? — не понял ты.
— Дык, на металл продали…
— А-а-а…
Ты встал и через открытую дверь вышел на площадку. В лицо ударил ветер. Поискал в кармане сигареты, но передумал…
Мрак на душе и тоска.
Такая тоска, что выть хочется. «Сейчас начнется», — подумал ты.
Деревья кружили в безумном хороводе вокруг старого паровоза, потом хоровод превращался в погоню, одни деревья отставали, набегали другие, и снова начиналось кружение.
«И деревья, как всадники», — вспомнилось вдруг.
Где-то далеко за лесом вставало солнце. Небо на востоке — бледно-розовое, почти желтое — просвечивало сквозь деревья. Березы
Привычно щемило сердце.
— Вот же черт, — сказал ты.
Сердце привычно скакало в груди в сладком, томительном предчувствии чуда.
«Сойду, — подумал ты, — и будь что будет. Иначе инфаркт наживу».
… И так всю жизнь.
Вдруг бешено заколотится сердце, и прощай покой. Какая-то сила кидает тебя к вокзалу, потом тамбур с открытой дверью и успокаивающая мелодия дороги… Толчок в грудь, и ты понимаешь, что пора. Тундра ли, тайга ли, берег моря или бескрайняя степь — не имеет значения: сходи и ищи. Твое чудо где-то здесь, недалеко, совсем рядом: разве жалко тебе сил на его поиски?
— Послушай, земляк! — крикнул ты.
— Чего? — отозвался машинист.
— Тормозни, пожалуйста, я сойду.
— А что так?
— Пора мне…
— Как знаешь…
Шипение. Клубы дыма. Ты спрыгнул на крутую насыпь, не удержался на ногах и скатился вниз. Паровоз коротко прогудел и тронулся…
…«Это мой последний подарок тебе, друг»…
Ты встал и отряхнул джинсы. Побаливало колено.
— Прекрасно, — сказал ты сам себе. — Можно поворачивать назад. Если чудо видело как я здесь кувыркался, то теперь оно улепетывает где-то в области тридевятого царства…
Но Лес уже принял тебя.
IV
Змееподобная тропа металась среди деревьев, петляла, уводя космонавта все дальше от корабля.
Деревья толпились у тропы, вздыхали негромко, тянулись к нему длинными ветвями. Но он их не замечал.
Солнечный зайчик тоже искал свое чудо. Чудо Разума. Не могла же обмануть его эта планета, такая красивая — голубая и зеленая одновременно. Он верил, нет, он знал, что именно здесь он достигнет своей цели.
Он был готов к тому, что они, возможно, не будут похожи друг на друга. Может быть, они даже будут похожи на муравья или на мамонта?
Разве мог солнечный зайчик предположить, что подпирающая головой небо, неуклюжая в судорожных попытках скольжения по поверхности коряга, и есть тот, кого он ждет?
Коряга приблизилась к космонавту, равнодушно наступила на него и прошла мимо.
Вот и все.
И защемило в груди, и сказка не родилась…
— Да есть ли вы тут! — крикнул солнечный зайчик. — Или ваша планета слишком красива, чтобы на ней жить!
Деревья зашелестели листвой, пытаясь ответить, но не смогли.
Прилетел от Лукоморья бродяга ветер, свистнул лихо, подхватил с земли темные прошлогодние листья и затряс ими перед космонавтом.
— Не пугай, — улыбнулся солнечный зайчик. — Все равно не боюсь.
Ветер взвыл обиженно и рванул вверх, вцепился в проплывающее мимо облачко, растрепал ему прическу и погнал на восток.
Тропинка хитро изогнулась и привела космонавта к кораблю.
— Что ж, — решил он, — наверное, правда, пора.