Сказки старого Волхова

Кузнецов Вадим

– Чур, тебя, привиделось. Солнышко зраком играет, тени-зайчики бегают, вот и видится то, чего нет вовсе.

– Не-не, вот! Смотри, опять! – настаивал Болеслав. Теперь уже Олеся и второй человече, могучий дюже, обернулись на пыльный куль, лежащий в углу телеги.

– Может, и привиделось. – задумчиво прошептал кольчужный. Немного помолчал, но продолжил: – Сказывают, что был такой богатырь великий. Усыня.

– Это ж батько мой! – выпалил Болеслав.

– Да ну, правда, что ли? Тогда понятно, почему ты, деревенщина, вчерась на меня полез бесстрашно.

Усыня, бают, отчаянным был.

– Ой, вот опять! Зеленый свет полыхнул! Близко-близко!

Теперь уже гридень не отводил взгляда от мешка и продолжил:

– Меч у Усыни имелся. Необычный. Из камня небесного выкован. Крепости и силы невиданной. Так вот, говорят, когда ворог рядом, меч тот чудесный багровым пламенем светился яростно. На битву звал! Сам из рук человеческих рвался на злого ворога!

– Правда-то, батько сказывал… – подтвердила Олеся. – Только алый цвет – не зеленый. Зеленью лишь руда медная старая покрывается. Но – не светится.

– Вон! Вон!

Олеся остановила лошадь, и все путники моментально уставились на старый холщовый мешок, из которого действительно пробивался слабый, едва видимый, зеленый свет. Будто неожиданное зеленое солнышко, за тучами темными спрятанное.

Моргнуло и померкло. Потом вновь засветилось.

– Матвей, ну-ка, пособи.

Гридень взялся за край мешка и осторожно стал высыпать железки на дно телеги. Грохот поднялся, да пыль трухлявая, ржавая вверх взлетела. Железные крюки, обломки ножей, проржавленные бармицы, затупленные наконечники грузно шмякались и глухо гремели. Чуть высыпав металлический хлам, Матвей немного подождал, и когда вновь зазеленело в самом мешке, продолжил поиски. Со второго раза среди остального железного лома вылетели обломок меча и осколок нагрудной пластины. Матвей довольно хмыкнул и решил продолжить, но глазастый Болеслав остановил его:

– Меч! Меч светится!

И, действительно, малый обломок боевого меча едва светился зеленым сиянием. Потоки изумрудных лучей свободно гуляли от обломанного конца до каленой крестовины и уцелевшей рукояти. Потом все зеленые ручейки вместе собирались в округлое навершие, и оно вспыхивало, словно дорогой драгоценный камень.

Матвей взял в руку обломанный меч, повертел, махнул пару раз и протянул Болеславу:

– Ну, не ведаю… Может быть, чудодейный меч это. Колдовской. Но, сломан, вишь. Раза в три наращивать надо… Прибереги, вы, кузнецы, переплавите-перекуете или нож сладите…

Болеслав принял обломок грозного оружия и осторожно провел по нему ладонью, стараясь не касаться режущей кромки, что все еще острой оставалась.

Пока мужи разговаривали, девица потихоньку телегу по тракту правила. Чудный меч, конечно, но им мешкати неможно. Надо быстрей темный лес миновать да домой ворочаться до сумерек.

Но немного они проехать успели.

– Ох, батюшки! – послышался крик Олеси. – Как же дале-то?

И тут путники увидели, что дорога впереди вся завалена сухими деревами да кое-где перерыта, будто вспахана. Это проказник Вересень, человечий

род ненавидящий, ходулями тяжелыми проборонил.

Задумались, замешкались. Мужи вышли, сосну ближайшую павшую осмотрели, да поняли, что не сдвинуть ее вдвоем. Тяжела да сучковата. Пока тащишь, – много раз за другие деревья зацепится. Да застрянет.

И тут обломок меча багровым тревожным сиянием засверкал! Будто кровию налился человеческой. Оторопел Болеслав.

Разорвал тишину свист молодецкий. Из-за дерев повалили лихие разбойники. Тати грязные, в шматье драном да с дубьем стоеросовым. Бегут страшные беспощадные! Глаза навыкате. Орут-гогочут, окаянные!

Матвей думал недолго. Меч добрый вынул и прыгнул вон из телеги. Первые две разбойничьи стрелы свистнули да в небеса улетели. Третья гридню в плечо вонзилась, только тот обломал ее и в сторону отбросил, как хилую соломинку. А опосля коварный лучник получил в глаз добрый нож, что Матвей метнул. Остальные тати гуртом навалились, но гридень занял место ладное. Спиной встал к елке большой, так удачно, что сзади не подберешься. Ну и начал крутить мечом в стороны, разя и жаля. Кто сунется с дубинкой – дубья лишится. А один борзый тать и руку потерял по самый локоть. Не суйся, вражина!

Болеслав меж тем под телегу перекатился, да лук на изготовку взял. Олеся за его спиной тихонечко сховалась.

Наседали разбойники. Много их. Болеслав несколько стрел пустил и понял, что тикать надо. Не одолеть одному. Бегут быстро, навалятся! Перестрелять не успеешь.

– Тикай, Олеська! – гикнул Болеслав и подтолкнул подругу в сторону от валежника.

Ну и дали они отчаянного стрекоча в разные стороны, грабастики тож разделились. Пять оборванцев все еще пытались Матвея побить, но не очень старались уже. Близко не подходили, сами не атаковали. Но и уходить восвояси не решались. Видать, так сговорено было у них, слажено.

Покамест Матвей неповоротливый от разбойников, взмокнувши, отбивался, двое воров телегу отчаянно потрошили, а остальные за беглецами в леса пустились. Знали тати, что самое ценное – бусы глазчатые да деньги арабские путники при себе держат. На теле и под одеждами.

– Девку, девку держите! Да мне оставьте! – кричал дюжий Кувалда. Этот негодяй пытался огорошить Матвея тяжеленой дубиной, но тот не подпускал к себе близко.

Лешка поскрипел ветками, корой шелестнул, и все же вступиться решился. Своими ему казались люди торговые, а уж за Болеслава сердце особенно билось-трепетало.

Взмахнул молодой лешак ивовым прутиком: щепки, листья, иголки и друга грязь мусорная в глаза татям посыпались. Тем самым, что Матвея у темной ели зажимали. Листики с дерев, иголки сосновые, шишки, желуди полетели, лица грабастикам закрывая да по лбам стуча пустозвонно. Начали они руками махать, да поздно спохватились. Матвей двух ворогов сразу зарубил, а остальные наутек бросились, в лес темный, под защиту мха да сизого вереска. Припустили, окаянные, дубинушки свои побросав.

Конец ознакомительного фрагмента.