Сказки старого Волхова

Кузнецов Вадим

– А давай, Матвей, на кулачках поборемся!

Рассмеялся богатырь в темную бороду:

– Негоже дружиннику на кулачках, аки шелупонь биться. Неужель, доброй стали испугался, червь?

И сразу же сверкнул, вытащенный из ножен, тяжелый полуторный меч.

– Прекрати, бешеный! – встряла Олеся. – Это ж смертоубийство получиться. Болька – простой парень, не обучен на боевых железках биться.

Теперь и Матвей остановился. Выглядеть в глазах девицы безжалостным палачом ему явно не хотелось. Но в воздухе уже словно грозовые тучи напучились, а с бровей молнии

полыхнули, вот-вот гром разразится.

– Может, на палках свой спор разрешим? – предложил Болеслав.

Гридень хмыкнул, согласен, стало быть. Считал Матвей, что он, со своим весом и статью богатырской каждого может победить и любым оружием. Но не ведал Матвей, что Болеслав с младенчества хотел воином стать, на жердинах да деревянных мечах все детство озорное махался. Конечно, навыков боевых убийственных не имел, но орясиной владел знатно.

Рынок притих, ожидая зрелища. Замерли все люди торговые да гости заезжие. Круг для честного поединка освободили.

Вышли на удалую потеху взрослые мальчики. Добрая палка в руках у каждого. Начали жердинами махать, друг о друга стучать, колеса-мельницы крутить да отвешивать добрые зуботычины. Матвей здоровый, да неповоротливый. На силу надеялся, а ловкости, легкости в телесах недоставало. Бил-крушил, могучие удары один за другим отвешивал, а достать парнишку юркого никак не свезло. Пару раз по рукам голым задел, но не шибко. А худой светловолосый ловкач крутился-вертелся возле тяжелого воина. Вправо, влево качался, промеж чужих ног-столбов перекатывался, даже стукнул раз по бедру гридня. Но, как пробьешь такую слоновью кожицу? Бесполезно. Не могли оба ни победить, ни проиграть. Устали бойцы, взмокли, запарились, тяжко дыша. Уж совсем измаялись, но только пыль столбом на толковище подняли.

Болеслав хитро придумал. Размахнулся широко, показав, что бить будет. Матвей на него кабаном бросился, а Болеслав развернулся, в сторону отошел, да палку на уголок в землю поставил. Наткнулся на нее вой княжий и грохнулся всем телом тяжелым. Однако, не сплоховал, в падении перехватил, аки копье, свою палку да запустил в открытую спину противника. Лишь увидел, что попал, как головой грузно о плетень приложился, сучьем щеку царапая. Взвыл от боли и крови. Но и Болеслав уже лежал на земле, ибо добрая орясина ему меж лопаток хорошо тыкнула. И никто не победил, значится.

– Очнулись, драчуны? – послышался смех Олеси, и Болеслав открыл глаза. На улице уже вечерело, на небо выкатился лунный желтый блин. Последние осенние комары противно жужжали.

Ощупал себя Болеслав торопливо. Спина еще немного болела, но руки-ноги действовали, значит, ничего не поломано. Ну, и хорошо.

Слева послышался могучий вздох и запахло ядреным мужеским потом. Обернулся Болеслав, а это Матвей рядом с ним лежал на телеге, с ногами свесившимися. Не поместился детина полностью.

– Эх… Здорово ты меня обманул, парень… – привстал гридень на локотках. Удивительно, но гнев его испарился, будто не было.

– Матвей, продолжим, может быть, назавтра спор наш? – пожал плечами Болеслав

и залыбился.

– Я вам продолжу! – возмутилась Олеся, уперев руки в бока. – Хватит уже, навоевались. Если вы из-за меня сцепились, то я вам вот что скажу. Ни за кого из вас под венец не пойду! А захочу, так и не подпущу близко. Тоже мне, петухи драчливые!

Болеслав удивился. Поначалу хрупкая и милая Олеся открывала разные стороны своего норова, и всякий раз неожиданно. Теперь она казалась обычной стервозной бабой, коих много на Руси обретается.

– Слушай, Матвей! Подарю я тебе шелом с бармицей, коли услугу окажешь, – уронила Олеся после некоторого молчания.

– Да, я ж. Ну, что смогу… – зарделся гридень. – Ты это… только намекни…

– Сможешь, сможешь… Намекать не буду, а прямо скажу. Только для начала помирись, Матвей, с Болеславом. Выпейте мировую. Это для всех нас лучше будет.

– Добро. Если посельчанин не против.

Болеслав понял, что у Олеси имеется свой замысел, для дела общего полезный, потому и кивнул молча. Кузнецова дочь мигом вытащила пузатый кувшин и налила чарку полную, протянула Матвею. Полагала, видимо, что большую часть дюжий вой выпьет. Ведь по возрасту еще не положено Болеславу хмельное пить: сына не родил, да и в бою смертном не был.

Однако Матвей все же оставил чутка на донышке, потому и Болеславу удалось губы в сладком медку обмочить.

– Мир, значит, – протянул руку гридень. Пожал холодную ладонь да так стиснул, что косточки затрещали. Сильный, зараза.

– Завтра, ребята, нам назад ехать… – начала Олеся.

– А что, уже все распродали? Вроде еще полтелеги оружия оставалось… – удивился Болеслав.

– Не осталось. Пока вы после драки своей отдыхали, заявился местный кузнец, да все гуртом и скупил. Мы часто так продаем. Если батька много накует, то можно еще раз до зимы на ярмарку успеть съездить. А наковать может достаточно.

– Ну…

– Вон, городской мастер целых два мешка железного лома в придачу отдал. Я знаю, что батька все переплавит, да нужные вещи сделает, – и Олеся, действительно, показала в углу телеги два толстых холщовых мешка. Сквозь ткань топорщились и пробивались железяки.

– А почему местный сам железо не переплавит? – удивился Болеслав.

– Знаю я этого кузнеца, – вставил свое слово Матвей. – Ленив стал да жаден. Больше не кузнец, а купец али золотарь. Угодник барский. Колечки-перстенечки для боярских девок да иноземных купчин делает. А оружие и бронь у простых кузнецов скупает.

– Ну, цену-то хорошую заплатил, – опустила глаза Олеся.

– Да, понятно. Только и сам внакладе не будет, продаст еще дороже. Клеймо на каждый меч поставит, будто товар именитого мастера. А такие клинки всегда ценятся. Ладно, все это присказка, как я понял. Что от меня-то надобно?

– Проводи до батьки, Матвей. Не доехать нам с Болькой. Ибо не воин он, а я только приманка для люда лиходейного. По дороге лесной злыдни шастают. Сюда ехали, чуть не напоролись, а обратно-то не с товаром, а с деньгой полновесной идтить. Сами пропадем, да и батька с мамкой в нужде окажутся.