Сказки старой Англии (сборник)
Шрифт:
– Я думал, что вам помог сэр Эндрью Бартон, – опять вмешался Дан.
– Ну, давайте все по порядку, – кивнул Гэл. – Себастьян был первым, кто наставил меня на путь. Ведь я приехал сюда не служить Богу, как пристало зодчему, а чтобы показать людям, какой я великий мастер. Им же было, попросту говоря, начхать на мое величие и мое мастерство. Какого лешего я примазываюсь к их Святому Варнаве? Ну, обветшала церковь еще со времен Черной Смерти, и пусть себе разваливается понемножку, а я там хоть удавись на своем строительном отвесе! Знать и простолюдины, богачи и бедняки – все как будто сговорились против меня. Один лишь сэр Джон Пелем из Брайтлинга ободрял меня и советовал
– Очень похоже, – подтвердил Пак, подтягивая колени к подбородку. – А ты никого не подозревал?
– Нет, пока не приехал за пушками Себастьян и Джон Коллинз не стал с ним играть в те же дурацкие игры, что и со мною. Каждую неделю две из трех отлитых пушек оказывались с изъяном, годные разве что в переплавку. А Джон Коллинз торжественно клялся, тряся головой, что не позволит отправить королю ни одной пушки сомнительного качества. Святые угодники! Себастьян просто с ума сходил. Я-то знаю: мы с ним частенько сиживали на этой скамье, делясь своими печалями.
Когда Себастьян убил уже шесть недель впустую, получив за это время только шесть серпентин, пришло известие от Дирка Брензетта, капитана шхуны «Лебедь», что каменную плиту, которую он вез мне из Франции для купели, пришлось сбросить в море, когда его корабль уходил от Эндрью Бартона, гнавшегося за ним до самого порта Рай.
– Ага! Тот самый пират! – воскликнул Дан.
– Он самый. И пока я рвал на себе волосы, явился Тайсхерт Уилл, мой лучший каменщик, и рассказал, трясясь от страха, что сам Сатана – с рогами, с хвостом и в гремящих цепях – выскочил прямо на него из церковной колокольни, и теперь все рабочие оттуда разбежались и нипочем не согласны вернуться. Что делать! Вне себя от этих новостей, отправился я в таверну «Колокольчик» пропустить кружку пива. А мастер Джон Коллинз мне и говорит: «Дело твое, парень, но я бы на твоем месте при таких-то знаках и предзнаменованиях оставил старого Варнаву с его церковью в покое!» И все одобрительно закачали головами. Хитрецы, они боялись не столько Сатаны, сколько меня самого, но это стало ясно не сразу.
Когда я вернулся с этими приятными новостями в «Липки», Себастьян белил стропила в кухне моей матушки. Он к ней питал прямо-таки сыновние чувства.
«Ничего, не робей! – сказал он мне. – Один Бог всеведущ. А мы с тобой оказались самыми настоящими ослами. Нас обдурили, Гэл, какой позор! – и прежде всего меня, моряка, который не разгадал этих фокусов раньше. Ты принужден отступиться от колокольни, ибо там бродит Сатана, я не могу получить своих серпентин, потому что у Джона Коллинза не получаются отливки. А тем временем Эндрью Бартон шныряет на своем корабле вблизи порта Рай. С какой целью? А чтобы заполучить те самые серпентины, которых ждет не дождется бедный Кэбот; и эти серпентины – готов прозакладывать мою часть не открытых еще земель! – спрятаны в колокольной башне Святого Варнавы. Ясно, как ирландский берег в погожий день!»
«Вряд ли бы они осмелились на такой риск, – усомнился я. – Продажа пушек врагам короны – государственная измена, за это вешают».
«Риск велик, но велик и барыш. Ради этого люди готовы хоть на виселицу. Я сам был купцом, –
Тут же, сидя на ведре с известкой, он наметил план. Мы раззвонили всем, что во вторник уезжаем в Лондон, и напоказ простились с друзьями – особенно с мистером Джоном Коллинзом. Но добравшись до Вудхерстского леса, повернули назад и подъехали к деревне заливным лугом, спрятали лошадей под ивами у подножия холма и, едва настала ночь, осторожно прокрались к церкви Святого Варнавы. Стоял плотный туман, сквозь который едва пробивался свет луны.
Не успел я запереть за собой дверь колокольни, как Себастьян взмахнул руками и растянулся на полу.
«Вот черт! – воскликнул он. – Повыше поднимай ноги и осторожней их ставь. Я споткнулся о пушки».
Я начал шарить на ощупь – в башне было очень темно – и, один за другим, насчитал двадцать стволов серпентин, лежащих прямо на соломе. Без всякой маскировки!
«Здесь, на моем конце, еще парочка тридцатифунтовых пушек, – сказал Себастьян, похлопывая ладонью металл. – Это, должно быть, для нижней палубы сэра Эндрью Бартона. Да, честнейший человек – мистер Джон Коллинз! Тут у него целый оружейный склад, арсенал! Теперь ты понимаешь, почему твое копание и шныряние вокруг колокольни заставило Сатану явиться в Сассекс? Ты уже много недель всячески мешаешь честной торговле Джона», – он рассмеялся в темноте.
От пола башни тянуло прямо-таки могильным холодом, поэтому мы поднялись повыше по лестнице, и тут Себастьян наткнулся на коровью шкуру с рогами и хвостом.
«Ага! Сатана забыл свой кафтан! Ну как – мне идет, Гэл?» – Он надел на себя шкуру и стал прыгать и дурачиться в лунном свете, проникавшем сквозь узкие окна башни, – истинный Сатана! Потом присел на лестнице, постукивая концом хвоста по ступеньке. Со спины он казался еще страшнее, и пролетевший совенок пронзительно вскрикнул, чуть не наткнувшись на его рога.
«Изгнал дьявола – запри дверь, – прошептал Себастьян. – Вот еще одна неверная пословица, Гэл, ибо я слышу, как дверь башни отворяется».
«Я сам ее запер, – удивился я. – Или у кого-то, черт побери, есть запасной ключ?»
«Судя по топоту ног, к нам пожаловал весь приход, в полном составе, – отвечал моряк. – Тише, Гэл! Послушаем, о чем они хрюкают. Ба! Да они принесли мои новые серпентины. Одна, две, три, четыре – еще четыре ствола. Эндрью Бартон решил снарядиться по-адмиральски, разрази меня гром! Двадцать четыре серпентины!»
И тотчас, словно эхо, гулко донесся голос Джона Коллинза: «Двадцать четыре серпентины и две тридцатифунтовых пушки. Полное вооружение для сэра Эндрью».
«Долг платежом красен, – прошептал Себастьян. – Сбросить ему на голову мой кортик, что ли?»
«В четверг они поедут в порт Рай, спрятанные под мешками с шерстью. Дирк Брензетт встретит их в Ундиморе, как обычно», – продолжал Джон.
«Боже мой! Какая это для них привычная, заурядная сделка! – заметил Себастьян. – Держу пари, что мы два единственных невинных младенца во всей деревне, которые не имеют своей доли прибыли в этом деле».
Внизу было человек двадцать, и галдели они, как на базаре в Робертсбридже. Мы узнавали их по голосам.
Пронзительный голос принадлежал Джону Коллинзу:
«Через месяц тут должны лежать пушки для французской караки. Когда ваш юный олух (это про меня, с вашего позволения!) возвращается из Лондона?»
«Неважно, – отозвался голос Тайсхерста Уилла. – Положите их где угодно, мистер Коллинз. Мы так напуганы Сатаной, что больше и не сунемся в башню!» – И длинный плут радостно захихикал.