Сказки Торгензарда. Сердце и пыль
Шрифт:
Загрохотала земля. Теперь уже не только от артиллерии. За огневым валом двинулась военная техника противника с танковыми противоминными тралами. Разведка доложила, что приближается гордость сумрачного оргертского гения: тяжелые танки Х – 15 «Сопка», И – 9 «Древо», средние танки НКД – 9, много легких танков РГ – 24 «Кот». За ними двигались цепи пехоты. Пока еще молчали замаскированные ПТРК – командование приказало дать противнику подойти поближе, чтобы дать по танкам хорошенько с флангов, с перелесков. В груди солдат бешено стучало сердце. Кто говорил, что не боится – тот врал. Все боялись. Просто этот страх нужно было преодолеть – бояться и делать. Так и рождались всегда герои – не от того, что в организме отключены инстинкты выживания, а от того, что знаешь, что погибнуть можешь, не хочешь, но должен сделать то, что надо, иначе много других погибнет. Кому-то придется погибнуть за тебя.
Затрещали пулеметы, загудела земля, командование приказало открыть огонь из всех орудий. По танкам начали бить ПТРК, а также замаскированные окопавшиеся штургские тяжелые танки ЯЮС – 437 и ЯША – 558 «Шутник». Зловоние разлагающихся на ничьей земле тел заменила вонь
Как факелы в метели загорелись вражеские танки. Оргертская пехота приближалась, несмотря на возрастающие потери, все еще надеялись на внезапность атаки и прикрытие метели. Один раз у противника даже случился недолет, и их орудие шарахнуло по своим за пределами продвигающегося вперед огневого вала. Однако и у штургцев все было не слишком ладно. Давала о себе знать нехватка боеприпасов и неполный личный состав. Потери возрастали. Тем не менее, ни на одном участке не было совершено прорыва. Последнее, чего бы хотел сейчас Горст, это оказаться в котле, как многие погранвойска в 2045-м. Горст надеялся на то, что вот-вот и оргертцы дрогнут, побегут обратно. Но ни о каком отступлении не было и речи. Разведка доложила о том, что противник вводит в бой резервы. Оргерт вывел еще ЯЮС – 437, артиллерия сконцентрировала удары по демаскированным штургским ПТРК и окопавшимся танкам. Железный кулак тяжелых танков Оргерта обрушился на соседний 137-й мотострелковый полк. Ситуация на участке соседей стала катастрофической. Докладывали о попадании термобарического артиллерийского снаряда в полевой штаб 137-го мотострелкового. На встречу танкам противника было решено бросить 27-й танковый батальон им. Лудо Осбеорна. На участке 137-го полка разверзся ад. Всунув жало в узкий кусок земли, враг бросил все силы на то, чтобы закрепить успех и расширить коридор, занять боевые позиции и удержаться. 27-й танковый совершил неописуемый подвиг, остановив дальнейшее наступление врага. И хотя линию фронта пришлось скорректировать, учитывая потерянные позиции 137-го мотострелкового полка, назвать это полным разгромом было нельзя. Потери противника оказались тяжелыми. Гораздо более тяжелыми, чем у штургцев. Захваченная территория не являлась исключительно стратегически важной позицией. Высоту рядом все еще удерживала штургская армия, а это была куда более защищенная и важная точка. Оргерт заплатил за штурм большой кровью, и сделано это было вероятнее всего более из пропагандистских целей, нежели чем из практических. Уже несколько месяцев фронт стоял на месте без каких-либо продвижений с обеих сторон. Оргертское командование решило пойти на авантюру, чтобы создать инфоповод.
В какой-то момент замолчала вражеская артиллерия. То ли ее начали продвигать вперед для продолжения огненного вала, то ли ее полностью разбила штургская артиллерия или просто заставила ее заглохнуть на время смены позиции т.к. ее демаскировали. Начала слабеть и метель. Стихал огонь стрелкового вооружения, танки переставали бить. Только артиллерия не переставала грохотать. Вражеское наступление захлебнулось, и солдаты Оргерта отступили к своим позициям, а также начали занимать новообретенную землю. Когда метель совсем стихла, стало хорошо видно результаты боя. Сотни окровавленных тел на белом снегу, горящая военная техника. Некоторые тела все еще дергались, кричали, ждали помощи. Но уже через полминуты они замирали насовсем. Командованию начали докладывать о потерях противника. Свои потери все еще подсчитывали. К вечеру начали подъезжать машины со снабжением и личным составом. Из грузовиков выпрыгивали новобранцы. Они тряслись от холода и крепко сжимали в руках автоматы. Занятие им нашли быстро, чтобы согрелись.
Покончив с делами, Горст ночью вернулся к яме. Котелок был пуст – кто-то уже успел повытаскивать картошку, почистить ее ножом от грязи и съесть. Горст и сам планировал так сделать, и оттого он расстроился, что кто-то его опередил. Хавелок в яме не сидел, а значит работы у него сейчас непочатый край. Скорее всего, командование будет готовиться к контратаке, чтобы как минимум выбить противника с только что захваченной им территории. А значит, в самое пекло кинут штурмовиков при поддержке артиллерии, военной техники и авиации. 66-ая Ярградская дивизия давала запрос на выделение ей штурмтегайров – элитных частей, облаченных в экзоскелеты и предназначенных для прорыва фронта и ведения боевых действий в тесных пространствах, где невозможно использование военной техники. Во втором случае они военную технику буквально заменяли. Однако командование все еще предпочитало держать их в резерве. Горст вернулся в землянку и решил прилечь хотя бы часа на три. На передке выспаться – это неслыханная роскошь, которая даже и в голову прийти не может спустя несколько месяцев боевых действий. Спать начинаешь там, где приходится, и когда приходится. Поспал несколько часов – считай, уже крупно повезло.
Горст уснул быстро. Засыпал он с мыслями о том, что началось очередное затишье перед мясорубкой. Тогда еще
***
Эверт Горст не любил возвращаться в воспоминаниях к той войне. Особенно, когда день был хороший, и мрачные мысли хотелось гнать куда подальше. Горст вел машину, в которой сидела его жена Элена, дочь Джустина и сын Бернд. Вся семья выглядела, как типичные штургцы: светлокожие, светловолосые, светлоглазые. У Горста были короткие русые волосы, усы, резкие черты лица, взгляд холодный, уверенный, невольно вызывающий доверие, голос низкий, приятный. Он был высокого роста и мощного телосложения, ему уже было тридцать шесть лет. Элена была среднего роста, стройная, очень симпатичная, ей было тридцать четыре года. Джустине было шесть лет, а Бернду пять. Горст вез семью на прогулку в парк, так как в кои-то веки в столице Штурга была хорошая погода, которую можно даже назвать теплой. Элена заметила, что Горст замолчал, задумался о чем-то, помрачнел. Тогда она решила попытаться разрядить ситуацию.
– Эверт, все хорошо?
– Да, конечно. – Эверт остановился на светофоре, протер глаза, потянулся, улыбнулся. – Не проснулся еще.
– Зачем мы так рано встали. – Начала канючить Джустина.
– Десять утра – это не рано. – Парировала Элена.
– Рано!
– Можем поехать обратно.
– Ну мам!
– Тогда не ной.
– Пап!
– Папа ведет машину. – Эверт решил сохранить нейтралитет в споре, хотя он и сам бы на самом деле предпочел еще полежать.
– Я хочу мороженое. – Подключился Бернд со свойственной ему прямой простой просьбой, удовлетворив которую можно быть уверенным в том, что он останется довольным на весь день.
– Будет вам мороженое, я же говорила. – Элена посмотрела на здание администрации. – Мы уже в центре, почти доехали до парка, успокойтесь.
Горст оставил машину на парковке, и семья отправилась на прогулку. Парк располагался в исторической части города. Помимо большой красивой территории с множеством деревьев и различных растений, здесь можно было увидеть знаменитый Штургский замок, который сохранился в своем первозданном виде. Этот замок остался символом величия и мощи княжества Зольсфенгерд, которое стало центром будущей объединенной страны. Помимо Зольсфенгерда, в Штургскую Федерацию входят княжества Вельвидарт, Кождронгар, Дадзарас, Кимрингорх, а также Эвленфенгерох – княжество, которое располагается на Лавровых островах и которое некогда именовалось Катапаркарией, когда им еще владели могучие крерлии враноргели, или первозданные враноргели, – огромные разумные четырехметровые вороны. В столице каждого княжества сохранился замок, и эти замки стали туристическими центрами, ради которых в Штург прилетают со всего Волькрамара и с других материков. Прилетают, конечно, не только из-за замков, но и из-за невероятной природы, заснеженных гор, чарующих долин, фьордов и других красот.
В парке было очень спокойно, меланхолично. Горст временами снова возвращался к той войне. Точнее на этот раз он вспомнил Хавелока Лэндона. Так уж получилось, что жизнь разорвала их. Может ли хоть кто-то спустя год, два, десять лет сказать, что их, как казалось, лучший друг все тот же? Что это тот самый человек, с которым он проводил все свое детство, с которым делился своими самыми потаенными тайнами, которые скрывал даже от родителей. Нет. Любой человек меняется под гнетом времени, опыта и своего окружения. И так уж получается, что спустя годы – единственное, что остается общего между лучшими друзьями – это прошлое. Детство и тайны. Смех, слезы, воспоминания. И уже будучи взрослым человек делает тяжелый, но знакомый всем шаг – он уходит от тех, с кем был всю жизнь. А через несколько лет сделает этот шаг снова. И снова. И снова. И ничего с этим не поделаешь. Несмотря на то, что, когда только начинается текучка знакомых, всем свои видом показываешь, что тебе плевать на ситуацию, сердце все равно разрывается в клочья. В груди будто что-то застревает. Что-то зудящее и убивающее. Горестно в первые разы принимать тот самый шаг. «Пока», – можешь только выдавить, быстро развернуться и зашагать по тротуару прочь. А потом взрослеешь и привыкаешь. Такое бывает, и это нормально. Но при этом понимаешь еще одну истину – один или два человека останутся с тобой. Это не просто товарищи или друзья – это один или два человека, с которым у тебя образовалась священная связь. Связь, уходящая куда-то за пределы логики и понимания. Связь, скрепленная святой силой истинной дружбы, на которую способен только человек. Если ты совсем везунчик по жизни, то и любовь такая же в жизни найдется. Не как в романтических представлениях о жизни без ссор и проблем. Будет сложно, будет тяжело, но это будет святая любовь, когда ты понимаешь, что несмотря на все трудности, просто вот не можешь без этого человека. Везет так не всем, но это уже как судьба решит. И хотя ученые могут тебе поразглагольствовать о любви и дружбе научными терминами, и попытаться объяснить тебе все с физиологической и биологической точки зрения, слушать такое не хочется. Точка зрения материалистов имеет право на существование, как и все остальные, но она не является истиной. Есть такие моменты, которые хочется оставить неизвестными, духовными, необъяснимыми. В такое просто хочется верить, ради этого хочется жить.