Сказки Тридесятого царства: Лягушка и Колобок
Шрифт:
— Это что ль тот самый принц, волшебный поцелуй которого тебе давеча жулики какие-то продали? — догадался купец.
— Ага, — просила дочь. — Только это настоящий. Я его сразу вычислила.
— Поедете за поцелуй? Тогда пропустим. Слово купца, — Михал Кузьмич протянул руку и коротко глянул в конец очереди, где уже слышалось нетерпеливое конское ржание и неудобные вопросы.
— Идёт. Только давайте скорее, — опрометчиво согласился Кристиан.
Будучи прямо на коне, принц пожал купеческую руку и потянулся к купчихе…
— Тебе
Зря. Всё равно принц до чужих губ не дотянулся — слишком уж широкой оказалась повозка, а дочка купца не сразу не сообразила, что сидит далеко от края.
Но и недооценивать «противницу» было нельзя. Миг — и купчиха ловко перелезла через ноги отца. Ещё миг — и вытянув губы трубочкой, да ещё и закрыв в предвкушении глаза, вытянула вперёд миловидное личико…
Чмок!
— Квак!! — Виренея, которая в самый последний момент встала одной ногой на повозку, успела подтянуться кверху, двинуть Кристиану в лицо…
«За всё хорошее. И чтоб не целовался с кем попало».
…да ещё и подставила лоб под жадные губы купеческой дочки.
И только после этого с чистой совестью обернулась в лягушку. Упала, кстати, удачно, на мех, которым покрыли повозку, чтоб мягко сиделось. С меха её Кристиан и подхватил.
— А-а… — хотела было спросить купеческая дочка.
— Вон они! Хватай! Лови! — закричали совсем рядом, да так громко, что ёкнуло даже холодное лягушачье сердечко.
— Был же поцелуй? — подмигнул Кристиан ушлому приказчику, торопливо засовывая Виренею за пазуху.
— Был, ваше высочество, — ответил тот рьяно.
— Слово купца? — уточнил Кристиан.
Виренея не видела выражение лица Михала Кузьмича. И ответа не слышала — мужские окрики и конское ржание, доносящиеся снаружи, всё перебили. Лишь шкуркой почувствовала она резкие рывки, вверх и вперёд, а потом — совсем отчётливо — момент, когда они промчались меж столбов Северного портала.
Несколько часов спустя
Ветер выл. Он уже не убаюкивал, напротив, кидал в лицо пригоршни колких снежинок, будто приговаривая: проснись… Проснись, Виренея.
Царевна подскочила с чего-то тёплого и мягкого и поняла, что находится в пещере. Причём это была очень небольшая пещера, — ладошку обжёг холод каменного «пола», по которому стелилась позёмка, потрескивающий прогорающий костёр едва освещал скалистые стены и низкий свод, а под одежду, что укрывала её, тут же бесцеремонно забрался ледяной ветерок.
А вот Кристиана рядом не наблюдалось. Виренея поёжилась от холода и от нехорошего предчувствия, но решила не накручивать себя понапрасну, а для начала одеться.
Справившись с последними пуговицами и надев на голову шапку, она подкинула в костёр пару толстых веток из запаса и принялась ждать.
Некоторое время царевну занимал
— Благодарю за заботу, ваше высочество, — обратилась Виренея прямо к костру. Ну а что? Принца рядом не было, а поговорить с кем-то хотелось. — Особенно, когда ты одна в заиндевевшей пещере на Краю земли… Я ведь тут одна? — спросила она пустоту.
Пустота не ответила. Тогда Виренея начала нетерпеливо перестукивать пальцами по коленке, отсчитывая в уме секунды и минуты.
Наконец наступила минута, когда она окончательно поняла: Кристиан не вернётся в пещеру. Не заглянет с извиняющимся лицом и каким-нибудь нелепым оправданием.
В груди зазмеился холодок.
Вскочив с кучи лапника, Виренея подбежала к темнеющему выходу из пещеры и увидела на снегу то, чего опасалась: конские следы, которые почти замело.
Глава 21. В которой выяснилось, что родители были правы
Кристиан
Вычислить пещеру, где спит Василиск, не составило труда — тварь храпела так, что по округе разносилось эхо, а из её пещеры — дробный протяжный гул.
«Эх, зря не прихватил булаву,» — промелькнуло в голове.
А ещё страх промелькнул.
Даже не промелькнул, а встал так в полный рост, застилая чёрной пеленой и дыру в горе, и саму гору, и даже пронзительное северное небо до самого зенита.
— Эх, была — ни была, — буркнул Кристиан себе под нос, привязывая коня к ближайшему деревцу.
И больше не думал. Мягко вошёл внутрь, вытаскивая на всякий случай острый нож, заботливо вложенный в поясные ножны Орехом.
Тварь спала.
Огромная многовековая туша, покрытая перьями и чешуёй, вздрагивала от каждого вдоха и выдоха. Иногда во сне она нервно дёргала хвостом — длинным, чешуйчатым с огромным разветвлённым жалом на конце.
«Интересно, зачем Василиску жало? Он ведь одним взглядом жертву в камень превращает,» — задумался Кристиан. — «С другой стороны, надо же ему чем-то питаться?.. Интересно, как он охотится? С закрытыми глазами?.. А на кого?»
Вообще-то Кристиан несколько лет собирал информацию о Василисках, но книги в красках описывали лишь внешность зверюшки и наносимый ею ущерб. Об образе жизни и рационе животного трактаты почему-то умалчивали.
Зато нашёлся один исследователь хроник, который лет 50 назад привёл массу примеров и доказательств, что в ночь смены года при обновления магических полей, зверь предпочитает не показываться людям. Надо сказать, что исследователь этот оказался одинок в своих изысканиях, чем и воспользовались критики и оппоненты, слетевшиеся, как вороны, на его единственную научную работу. И закончил этот учёный, кстати, бесславно — из Магической Академии выперли, учёного звания лишили. В общем, Василисков неохотно исследовали.