Сказки

Топелиус Сакариас

– А, здравствуй, Кнут-Музыкант!
– сказал старичок.
– Что это с тобой? Ты очень похудел!

– Как же я могу потолстеть, когда со вчерашнего дня во рту у меня не было ничего, кроме правил грамматики! Но кто вам сказал, что меня зовут Кнут-Музыкант?

– А я никого не спрашивал. Я сам знаю, кого как зовут.

«Это удивительно, - подумал Кнут.
– Ведь даже я не знал ещё сегодня утром, что меня зовут Кнут-Музыкант».

– Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
– снова спросил Кнут старичка.
– Я вижу, что вам трудно тащить эту тележку.

– Что ж,

помоги, если хочешь, Музыкант, - сказал старичок.

Кнут налёг на тележку, и они двинулись дальше, вглубь леса. У подножия торы, спрятавшейся в самой чаще, старичок остановился.

– Ну, вот мы и дома, - сказал он.
– Пойдём со мной, Кнут, и я угощу тебя на славу за то, что ты помог мне дотащить тележку.

«Пожалуй, не будет большой беды, если я зайду на минутку», - подумал Кнут и вслед за стариком полез в расселину горы.

Они долго пробирались по узким каменистым ходам, пока наконец не дошли до огромной пещеры. Стены, пол, потолок - всё тут сверкало и блестело золотом, серебром и драгоценными камнями.

– Неужели вы здесь живёте?
– спросил Кнут.

– Ну да, это мой дворец. Ведь я горный король, - сказал старичок.
– Завтра я справляю свадьбу моей дочки. Все мои придворные так заняты приготовлениями к свадебному пиру, что некому позаботиться о моём сегодняшнем обеде. Вот мне и пришлось самому отправиться в кладовую за припасами..

– Но ведь, если я не ошибаюсь, вы привезли какое-то железо, - сказал Кнут.

– Не какое-то, мой мальчик, а полосовое, и к тому же самого лучшего сорта. Оно гораздо вкуснее простой железной руды. Полосовое железо - моё самое любимое кушанье, особенно если его раскалить добела. Ну-ка, признавайся, приходилось тебе когда-нибудь есть полосовое железо да ещё раскалённое добела?

– Что-то не припомню, - ответил Кнут.

– Ну так сейчас ты узнаешь, что это такое!
– сказал горный король.
– Смотри: вот я кладу в печь два железных листа. Через три минуты они будут совсем белые. Тогда лезь прямо в печь и откуси кусочек свежераскалённого железа.

– Благодарю вас, - сказал Кнут, - но я бы предпочёл кусок свежевыпеченного хлеба с маслом и добрую миску простокваши.

– Посмотрите-ка на него!
– воскликнул горный король.
– Этот мальчишка, видно, совсем не понимает толка в еде! Полезай, говорят тебе, в печь, железо уже совсем готово!

– Нет уж! В печь я не полезу. Не очень-то приятно сгореть там, как щепка!

– Что за вздор ты мелешь? Там совсем не жарко. Обыкновенная комнатная температура.

Старик схватил Кнута за шиворот и хотел было втолкнуть его в пылающую печь. Тут уж Кнут не стал долго раздумывать: что было сил рванулся он из рук старика и бросился бежать.

К счастью, он сразу нашёл выход из пещеры. Но долго ещё он бежал по лесу, не разбирая дороги. Это было не так-то легко. Колючие кусты можжевельника хватали его за куртку, словно хотели сорвать её с плеч, еловые ветки кололи ему глаза, вереск и голубика цеплялись за ноги.

Только когда каменная гора осталась далеко позади, Кнут перевёл дух.

«А ведь бабушка недаром говорила, что не надо ходить через Киикальский лес», - подумал Кнут, шагая по тропинке.

И чтобы

идти было не так страшно, он снова принялся повторять правила грамматики.

«Существительные бывают собственные и нарицательные… Что сие значит?» - спрашивал себя Кнут.

А между тем в лесу становилось всё холоднее и холоднее.

«Что сие значит?» - с удивлением подумал Кнут.

Земля кругом была покрыта снегом, а поперёк дороги высилась огромная снежная гора.

«Вот так штука!
– подумал Кнут.
– Среди лета - зима!..»

Он сделал несколько шагов по снегу и вдруг провалился в глубокую яму.

Когда Кнут поднялся на ноги - ни леса, ни тропинки не было. Он стоял в сверкающем ледяном дворце. Все стены дворца были украшены зеркалами из чистейшего льда, полы устланы коврами сверкающего инея, а потолки усыпаны снежными звёздами.

Неуклюжие снежные чучела катались из угла в угол, а посередине стоял снежный великан - прямой, неподвижный, окоченевший. Борода у него была из ледяных сосулек, халат - из тонкого, хрустящего льда, а башмаки - из замёрзшего ягодного сока.

– Здравствуй, Кнут-Музыкант!
– сказал великан.
– Что это с тобой случилось? Ты таешь, как сосулька на солнце.

– Что же в этом удивительного, если со вчерашнего дня я не ел ничего, кроме калёного железа, - ответил Кнут, стуча зубами от холода.

– И всё-таки не следует так горячиться, молодой человек, - сказал великан.
– Я - снежный король и от всех своих подданных требую хладнокровия. Поэтому-то из них получаются настоящие снежные комья, крепкие и круглые. И тебя я тоже сделаю круглым, как шар… Эй, снежное чучело! Окуни-ка этого мальчишку семь раз в ледяную воду да повесь его на сучок - пусть промёрзнет хорошенько!

– Постойте!
– закричал Кнут.
– Я и так уже превратился в ледышку! Дайте мне лучше кружку парного молока и кусок жареного мяса.

– Слишком ты горяч, слишком горяч!.. Эй, снежное чучело, - приказал великан, - дать этому мальчишке кусок замороженной ртути и кружку лихорадки!

Тут Кнуту и пришёл бы конец, если бы он не вспомнил вдруг о своей дудочке. Кнут поспешно сунул её в рот и стал дуть изо всех сил.

«Тра-та-т.а! Тра-та-та! Тра-та-та!» - заиграла дудочка.

И сразу лицо великана скривилось - не то от злости, не то от смеха. Он был вне себя от ярости, но почему-то - ни с того ни с сего - ему хотелось смеяться. Смех так и разбирал его. И чем больше он злился, тем громче смеялся. Он так хохотал, что сосульки со звоном сыпались с его волос и бороды. Он чуть не падал со смеху, и в конце концов колени у него подогнулись, а голова скатилась с плеч и разбилась вдребезги.

И все его придворные тоже катались со смеху до тех пор, пока не развалились.

Даже ледяные зеркала в его дворце и те полопались и рассыпались на мелкие кусочки.

Кнут и сам едва удерживался от смеха, но всё-та-ки он играл и играл на своей дудочке, пока весь дворец не превратился в огромный сугроб. Тут поднялась метель, снежный вихрь подхватил Кнута, закружил и куда-то понёс.

Когда Кнут открыл глаза, он снова стоял на лесной тропинке. Снег растаял, по всему лесу бежали бурные ручьи, опять вернулось лето.