Сказки
Шрифт:
Это только присказка, а сказка впереди!
Так вот, жили-были на свете царь с царицей. И были они оба молоды и пригожи, и чего только ни
Прослышал как-то царь, что недалеко оттуда, в одном селе живет старичок — мудрый ведун. И послал царь людей, чтобы того старичка к нему привести. А старичок не идет, упирается: «Коли кому что надобно, — говорит, — пусть сам ко мне пожалует».
Порешили царь с царицей к старичку поехать, взяли с собой вельможных бояр, да войско, да слуг и отправились в то село.
А старичок их еще издали завидел, вышел встречать да и говорит:
— Добро пожаловать! Чего ты, царь-государь, от меня хочешь? Что узнать желаешь? Ох, много тебе горя то желание принесет.
Говорит ему царь:
— Я тебя, старик, о том не спрашиваю! Лучше скажи, может, ты такое снадобье знаешь, чтобы нам детей иметь? Я тебя за него озолочу.
— Как же! Есть у меня такое снадобье. Только, так и знай, — родится у вас один-единственный сын, и на того вам недолго радоваться.
Дал им старичок волшебное снадобье. Обрадовались царь с царицей и воротились во дворец. Не прошло и недели, понесла царица, и пошло во дворце и по всему царству превеликое веселье.
Перед самыми родинами начало дитя у царицы во чреве плакать-кричать, да так, что его ни мать, ни знахари никак унять не могли.
— Не плачь, дитятко, — молвил царь. — Я тебе какое захочешь царство-государство подарю, любую королевскую дочь высватаю.
И-и, чего только царь ему не наобещал! А дитя знай кричит-заливается. Вот царь и скажи:
— Не плачь, сынок, я тебе Молодость без старости и Жизнь без смерти подарю.
Только он это вымолвил, замолчало дитя и на свет родилось. Стали тут все на радостях плясать, в бубны бить, в суренки гудеть. Целую неделю все царство веселилось, пировало.
И начал царевич расти, — что ни час все больше, смелее и мудрее становиться. Посылал его царь-отец в разные школы, ко всяким мудрецам. Что другим детям за год дается, то царевич за месяц выучит. Царь в нем души не чает, глаз с него не сводит, на него не нарадуется.
Да и все в том царстве, на него глядя, радовались, им гордились: вот, мол, какой у нас царевич подрастает, мудрый да ученый, как царь Соломон!
Только видят царь с царицей, с некоторых пор затосковал, закручинился царевич, все задумывается. Вот в один прекрасный день, — как раз царевичу пятнадцать лет исполнилось, и царь со всеми боярами да приказными дьяками пировал, — встал царевич из-за стола да и молвил государю:
— Ну, батюшка, пришло тебе время то обещание выполнить, что ты мне при рождении дал.
Опечалился царь да и говорит:
— Полно-те, сыночек! Откуда я тебе такое достану? Ведь такого никто еще на белом свете не видывал! Я тогда только так посулил, чтоб тебя унять-утешить.
— Коли ты, батюшка, обещания своего сдержать не можешь, придется мне самому весь белый свет исколесить, покуда я Молодость без старости и Жизнь без смерти найду.
Упал тут перед ним царь-отец на колени, а за ним все бояре, весь двор. Стали они царевича просить, слезно молить царство не покидать: «Скоро мы тебя, царевич, на престол посадим. Отец
Только не смогли они его уломать: стоит царевич на своем, словно каменный. Видит царь, ничего не поделаешь, разрешил сыну, куда хочет, ехать. Стали добра-молодца в путь-дорогу снаряжать, снедь да одежду в сумы укладывать. Пошел царевич по царским конюшням коня себе выбирать. А там у царя такие жеребцы стояли, лучше во всем свете не сыскать. Царевич по конюшням похаживает, коней поглаживает, а как на какого руку положит, либо за хвост ухватит, так конь с ног валится. Всю конюшню обошел и уж пошел было к выходу, да в темном куточке еще одного коня приметил. Стоит коняка-раскоряка весь паршивый-шелудивый, а худой — кожа да кости! Подошел к нему царевич, дернул за хвост. Уперся конь ногами в землю, не шелохнулся. Стоит перед ним прямой, как свеча, голову к нему поворачивает.
— Чего желаешь, хозяин? — человечьим голосом спрашивает.
Тут царевич коню о своей затее поведал. А конь ему в ответ:
— Чтобы то, что ты задумал, да выполнить, проси, хозяин, у царя — твоего батюшки меч-кладенец, копье, лук с колчаном да со стрелами и то платье, что он молодым до женитьбы носил. А за мною, смотри, шесть недель кряду сам ходи-ухаживай, ключевой водой пои, ячменем, на молоке варенном, корми.
Выпросил царевич у отца все, что конь наказывал.
Позвал царь боярина, ключника степенного, что царскими ключами ведал, и приказал ему сундуки открыть, где царское платье хранилось: пусть-де царевич сам выберет, что ему надобно. Три дня и три ночи рылся царевич в сундуках и наконец на дне одного, такого старого, что вот-вот развалится, нашел все, и одежду и оружие, что его отец молодым носил. Глядь, а то оружие все ржой поедено. Принялся тут царевич сам его тереть-чистить, и через шесть недель стало то оружие светлее зеркала, так огнем на нем солнце и горит. И за конем царевич все время сам присматривал, из своих рук его поил-кормил, как его вещий конь учил. Немало ему потрудиться пришлось, а своего добился.
Как услышал конь, что оружие и одежа готовы, отряхнулся, как от воды, и спали с него и короста и парша; стал вещий конь таким, каким его мать принесла, — гладким да сытым, с четырьмя крыльями могучими.
Глянул на него царевич: «Добро! — говорит, — через три дня в дорогу!»
— Был бы ты, хозяин, здоров да доволен, а по мне, хоть и сейчас, — отвечает ему конь.
На третий день спозаранку поднялся во дворце и по всей стране великий плач.
Молодой удалец в богатырских доспехах рукой о рукоять меча опирается, с отцом, с матерью обнимается, со всеми прощается — с боярами да с боярскими детьми, с войском, с челядью дворцовой, на коня садится. И все-то его со слезами молят-просят:
— Откажись, царевич, наше солнышко, от своей затеи! Сложишь ты в пути буйну голову!
А царевич коня хлестнул, вихрем за ворота вылетел, только его и видели! Следом за ним тронулись в путь обоз с припасами, с одеждой да казной да сотни две дружины — ее ему царь-отец дал.
Вот доехали они до рубежа того царства-государства, туда, где широкая степь начинается. Раздал добрый молодец своим слугам все добро, распрощался с ними и приказал им назад воротиться, царю да царице от него поклониться, а себе лишь столько снеди оставил, сколько конь в сумах переметных снести мог. И поехал царевич на восток. Едет он, едет, едет три дня и три ночи и доехал до чиста поля. А поле то все человечьими костями усеяно. Остановился царевич немного передохнуть, а вещий конь ему и молвит: