Сказочница

Ли Марина

Кир возится с замком на браслете минут пять, а потом удивленно произносит:

— Он не снимается…

— Конечно не снимается, умник, — за ехидным тоном пытаюсь скрыть облегчение. — Я это и без тебя знаю!

— Ты не понимаешь. Ты не могла снять браслет, потому что его, по определению, может снять исключительно муж… Если только…

Большим пальцем приподнимает мою голову за подбородок и, пристально глядя мне в глаза, шепчет:

— А ты ничего не хочешь мне сказать?

Это он сейчас о чем? Смотрю на него недоуменно, а он… он совершенно счастливый. И губы

дрожат в попытке сдержать улыбку.

— Знаешь почему он не снимается?

Понимаю, что голос вдруг отказал, и отрицательно качаю головой. Не знаю, но кажется, догадываюсь.

— Тут, как и с обручальным кольцом…

Черт! Черт! Черт!

— На самом деле, ты просто не хочешь, чтобы я его снял… врушка… моя…

Я пропала. Потому что красавчик прав. Не хочу. Что со мной случилось за эти несколько дней? Куда ичезла рациональная я, умеющая трезво оценивать ситуацию? Когда происходящее перестало меня злить? Почему я стою и таращусь на Кира, как влюбленная корова, и думаю только о том, как мне хочется, чтобы он меня поцеловал? Что происходит? Где вы, мои гордость и стыд, вернитесь, я все прощу, и разбудите мой мозг, наконец!

А Кир наклонился к моим губам и я уже готова сложить лапки и окончательно капитулировать, потому что звенящую голову посетила гениальная идея: «Черт с ним, с тем, что будет завтра! Главное, что сейчас мне хорошо…»

Привстаю на цыпочки, обнимаю красавчика за шею и замираю на миг, отвлеченная неожиданным звуком: в кабинете кто-то рычит, глухо и возмущенно.

— Что это было? — шепчу Киру в губы.

— Подозреваю, что твой желудок…

Прислушиваюсь к своему организму. Нет, я не хочу есть. Я хочу ЖРАТЬ!!! Мясо, и борщ, и картошку с котлетами и отбивными, и жареный лук, и соленый огурец, и… И Кир смеется и легко целует меня, а затем говорит:

— Пойдем покормим тебя чем-нибудь, а то ты так смотришь, что я начинаю опасаться за целостность своих конечностей…

Глава девятая, в которой события продолжают развиваться

Суровые годы уходят

Борьбы за свободу страны.

За ними другие приходят —

Они будут тоже трудны…

«Собачье сердце»

Проснулась я от ощущения счастья. У меня так бывает. В голове раздается щелчок, и ты понимаешь, что за окном солнечный выходной, на работу не надо, можно устроить диванный день и валяться до вечера, смотреть телек и грызть семечки, а можно собраться быстро и рвануть на пляж, пока не все места у воды заняты. Или засесть за комп и до глубокой ночи резаться по сети в «Героев». И вот ты такая отдохнувшая, выспавшаяся, потягиваешься томно… Потягиваешься и понимаешь, что что-то не так.

Мысль первая. Я не помню, как я ложилась спать. Последнее воспоминание: желудок приятно полон, голова легка, а руки и ноги наоборот тяжелы. Тамма басит про то, как Крис несчастна и про то, сколько им еще надо сделать, чтобы успеть собраться в те сроки, которые Кир им установил. Я размышляю на тему «Съесть ли еще одну конфетку», откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза. Я просто посижу немного с закрытыми глазами, пока Тамма

бубнит о том, как «космические корабли бороздят просторы Вселенной»…

Мысль вторая. Я заснула за столом.

Мысль третья. Это не столовая и не моя спальня.

Мысль четвертая. Я лежу под одеялом и…

…сразу же мысль пятая и последняя. НЕ ОДНА!!!!

А дальше хриплый со сна голос:

— Обожаю, когда ты просыпаешься рядом со мной. Вся такая розовая, теплая… И да, целиком моя…

И этот голос не способствует мыслительному процессу, а последующий за ним поцелуй этот зарождающийся процесс уничтожает на корню. Кир целует настойчиво, жадно и торопливо, не давая мне ни малейшего шанса опомниться, словно боится, что я снова остановлю его. Не остановлю. Потому что время остановок и раздумий прошло. Одеяло улетает куда-то вместе с моей пижамой, кто и когда надел ее на меня подумать не успеваю… И умоляющий шепот:

— Хочу тебя… Мира, пожалуйста…

Да! Я притягиваю его ближе, обвиваю руками, пальцы путаются в жестких на затылке волосах. Да! Целую в ответ и задыхаюсь от нежности рук, от плавности движений, которые вдруг утратили резкость, обернувшись неторопливыми, невозможными и совершенно мучительными ласками. Мне вдруг становится мало. Всего мало. Рук, чтобы обнимать его, времени, чтобы успеть прикоснуться к каждому участку кожи, вздрагивающей под моими пальцами, воздуха, который вырывается из груди рваным дыханием.

Грудь вдруг стала болезненно чувствительной, а в животе поселились щекотные бабочки. Кир словно читает мои мысли, словно слышит желания моего тела. Его руки медленно скользят по моим бокам вверх, до подмышек, на мой жаждущий сжиманий и прикосновений второй размер и, задержавшись на миг — невыносимо короткий — двигаются вниз, останавливаясь на дрожащем животе. И снова медленно вверх. А потом назад. И долгая работа над сложным узором в миллиметре от восторга. Я не выдерживаю и выгибаюсь навстречу.

— Пожалуйста! — моя очередь умолять.

— Пожалуйста, что?.. Вот так?..

И пальцы двигаются чуть ниже. Превосходно. Идеально. Требовательно.

— Или так?

— Дааа… Кир, я…

Я проваливаюсь в абсолютную страсть. Это вакуум, где мы движемся в одном направлении, в поисках счастья. Вперед. Сильнее. Еще немного. Почти. В какой-то миг понимаю, что отстаю от него всего лишь на шаг, но цена этому шагу — наслаждение. И пусть, пусть так… Но Кир шепчет сквозь зубы и сбитое дыхание:

— Нет, так не пойдет…

Он опускает руку вниз, находит нужную точку… И все. Это взрыв. Я догоняю его и обгоняю, кажется, и стон блаженства уходит в твердое напряженное плечо… Это что-то невероятное. На самом деле так не бывает. И я еще успеваю подумать о том, что никто и никогда… а потом перед глазами расцветает разноцветными вспышками новогодний фейерверк, и я сдаюсь на милость победителя, взрываюсь, теряюсь в совершенстве экстаза.

— Ты все подстроил, коварный тип! — когда дыхание выровнялось, в голову вернулись мысли всякие, в большинстве своем, довольно стыдные и требующие немедленно переложить вину со своих хрупких плеч на чьи-то другие.