Сказочное Рождество
Шрифт:
Скорее всего, организаторы поспешили с открытием. Но тем, кто пришел на каток, было все равно. Им не терпелось выйти на лед и покружиться под мелодичную музыку.
Сегодня волшебный вечер и обращать внимание на такие мелочи, как стройматериалы в пыльных коробках, ни у кого не было ни времени, ни желания.
Томас взял коньки и подозвал Оливию жестом.
Она быстро вскочила с неудобного пластикового кресла и поспешила к Томасу.
— Давай я тебе помогу. — Томас посадил Оливию на скамейку и
— Думаю, скоро ты сам узнаешь ответ на этот вопрос. Вернее, увидишь! — звонко засмеялась Оливия. — Полагаю, ты не будешь доволен.
— Ну перестань! — шутливо отозвался он. — Я и сам толком кататься не умею. А вот моя сестра Мэган просто ас!
Он расшнуровал коньки и помог Оливии надеть их. Потом туго завязал шнурки, чтобы она смогла почувствовать, что коньки стали продолжением ее ног, после чего и сам быстро переобулся.
Оливия попыталась встать, но тут же закачалась и успела схватить Томаса за руку.
— Вот видишь! Я еще на лед не вышла, а уже веду себя, как девица, отгулявшая всю ночь на вечеринке!
— Ничего страшного! Идем!
— Хорошо, мистер Джус! На сегодняшний вечер, вернее ночь, я дарю вам свое равновесие! Оно в ваших руках!
Томас изумленно улыбнулся, взял Оливию покрепче и повел к выходу на каток.
Как только они покинули теплое помещение, ветер сразу перед их глазами закружил сотни крупных снежинок.
— Поистине сказочная ночь! — восхитилась Оливия. — Какая красота! Знаешь, раньше я ничего подобного не замечала! Не хотела замечать, может быть...
— Только у влюбленных открываются глаза на такое чудо! — радостно воскликнул Томас и, отпустив Оливию, побежал на лед.
— Эй, ты куда?! — Оливия игриво всплеснула руками. — А ну-ка вернись! А то я... — шутливо пригрозила она.
— А то — что? — крикнул ей Томас, наворачивая круги на льду.
Мягко говоря, он катался потрясающе.
Оливия наигранно обиделась и робкими, неуклюжими шагами направилась ко льду. Только она решила себя похвалить за то, что ни разу не покачнулась за последнюю минуту, как вдруг коньки перестали ее слушаться и заездили, закружились в разные стороны, как будто они жили собственной жизнью.
Но тут крепкая, сильная рука подхватила ее, и она оказалась в объятиях Томаса. Он смеялся, она продолжала играть обиженную недотрогу.
Потом она легонько ударила его по плечу ладонью.
— Не оставляй меня одну! Никогда!
— Обещаю... больше никогда тебя не оставлю одну!
Томас уже не смеялся. Он говорил серьезно. И казалось, что речь шла уже не о катке, а о чем-то более важном.
— Ты там что-то сказал о влюбленности, — только и смогла вымолвить Оливия.
Она растворилась в его объятиях, как нежная восковая фигура. Томас прижал Оливию к своей груди и поднял
Ее губы оказались так близко, что Томас не выдержал и впился в них своими губами. Она полностью доверилась ему. Она готова была слиться с ним в единое целое, не оставив ничего для себя.
Только он. Он единственный. Такой близкий и родной. Он успел им стать за один короткий день. За канун волшебного Рождества...
— Ужин был очень вкусным! — похвалил бывшую жену Бенджамин. Он встал из-за стола и проследовал за Пейдж на кухню, чтобы помочь ей убрать посуду в посудомоечную машину. — Ты потрясающе готовишь! Я всегда это знал!
— Ну хватит, Бен! — Пейдж смущенно отвернулась и принялась загружать машину.
— Иди в гостиную и захвати печенье. — Пейдж кивнула на глубокую вазу с еще теплым печеньем, стоявшую на середине кухонного стола. — Я сейчас подам кофе.
— Это самое счастливое Рождество за последние три года! Три года! — с раскаянием в голосе вымолвил он и послушно проследовал в гостиную.
Пейдж ничего не ответила. Она вскоре присоединилась к нему. Поставила две чашки кофе с пенкой на стол, села напротив него и пододвинула бокал с красным вином, которое имело выраженный запах ежевики.
— Спасибо тебе, дорогая, что разрешила остаться и встретить Рождество с тобой. Я долго мечтал об этом дне. В своих снах я видел этот дом, тебя, детей. Мне было так хорошо здесь. Но когда я просыпался и осознавал, что я в другом месте, мне становилось так горько, что я готов был пустить себе пулю в лоб!
— Что ты такое говоришь?! — Пейдж резко вскочила со стула и отошла к окну.
Отдернув занавеску, она выглянула на улицу и увидела, как в свете фонарей кружатся белоснежные хлопья.
— Никогда мне больше об этом не говори! Никогда об этом больше не думай! Поклянись мне! — Она развернулась к Бену лицом и прислонилась к подоконнику — Поклянись мне, Бенджамин!
Он закрыл глаза, потом положил руки на стол и опустил на них голову. Пейдж сразу поняла, что ее бывший муж хочет скрыть слезы, которые появились на его глазах.
Слезы обиды на самого себя, на ситуацию, которую уже нельзя изменить. И это Рождество, которое так прекрасно, что кажется, будто другого уже не будет, оно последнее...
Пейдж почувствовала, как и на ее глаза наворачиваются слезы. Она поджала дрожавшую губу и подошла к Бену. Тихо и неторопливо, как всегда. Как привык Бен.
Она положила руку на седые волосы бывшего мужа и нежно погладила. Потом ласково обняла и прижала его голову к своей груди.
Она стояла с закрытыми глазами. По ее румяным от вина щекам текли прозрачные крупные слезы. Скользили по губам, на которых была умиротворенная улыбка, касались подбородка и падали на седые волосы Бенджамина.