Скелет
Шрифт:
— Ты пила Шираз в клубе, — говорит Джек, отвлекая меня от оценки дома, его пристальный взгляд тяжелым грузом ложится мне на плечи. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он жестом указывает на диван в гостиной, предлагая присесть. — Ты хочешь то же самое?
— Конечно, было бы чудесно, спасибо.
Джек коротко кивает, и я сажусь на диван серого цвета, поворачиваясь, чтобы посмотреть, как он уходит на кухню. Он открывает бутылку и наливает бокал красного вина в черный металлический бокал без ножки, затем доливает себе в бокал лед и скотч, прежде чем принести их оба вместе с пачкой бумаг, зажатой под мышкой. На кофейном столике передо мной разложена
— Ты не ужинала, — просто говорит он, передавая мне вино, а затем маленькую тарелку с соседнего стола. Его взгляд скользит по моим швам, затем по груди в непосредственной близости от шрамов, затем по мне в целом. Едва заметная морщинка пробегает по его лицу.
Мое сердце скребется о кости.
— Спасибо, — говорю я, желая одержать маленькую победу в своей постоянной битве со временем. Я сижу неподвижно, сжимая в руках тарелку, просто чтобы насладиться выражением лица Джека. Это вызывает беспокойство. Может, небольшую путаницу. Его вспыльчивая натура требует, чтобы жизнь подчинялась его планам, и мне нравится отказывать ему. Но есть что-то бесхитростное в его очевидной заботе о моих потребностях в питании, и я смягчаюсь, ставя тарелку на колени, протягиваю руку и беру с доски оливки и сыр. Честно говоря, я на самом деле не слежу за тем, что беру. Я наблюдаю за лицом Джека, за тем, как он отслеживает движение моей раненой руки, за тем, как он фиксирует то, что я решаю взять, чего избегаю. Я даже не знаю половины того, что беру, я просто беру, пока не наберется достаточно еды на тарелке, чтобы он казался довольным. Только тогда он наполняет свою тарелку и ждет, пока я не поем и не попью, прежде чем положить бумаги к себе на колени.
— Я сегодня кое-что раскопал, — начинает Джек, передавая мне лист бумаги. Зернистая фотография Хейза находится вверху страницы, хотя на снимке он выглядит немного моложе, чем сейчас. Много волос. Меньше морщин. Второй подбородок не виден. Более яркая искра в глазах, несмотря на плохое качество. Под фотографией приведены его данные. Его полное имя. Дата рождения. Образование.
Годы службы в ФБР.
И ниже — подтверждение его лицензии частного детектива.
Холодок пробегает по моим рукам. Я перевожу взгляд с газеты на Джека, его губы сжаты в мрачную линию.
— Что это, Джек? — спрашиваю я, хотя кусочки головоломки уже встают на свои места.
— Что-то в нем мне не нравилось. Я не мог выбросить это из головы, — отвечает Джек, когда я начинаю читать следующую страницу. На верхнем левом поле страницы расположен логотип ФБР.
— Джек… ты что… взломал записи ФБР?
Одно его плечо слегка приподнимается. Он пытается скрыть самодовольную ухмылку, жуя оливку, но ему это не удается, когда искорка загорается в его глазах.
— Ты сделал это. Ты взломал гребаных ФБР. Как…
— Более важным вопросом, вероятно, является вот это, — говорит Джек, указывая на середину абзаца на листе, который, по-видимому, является кратким изложением внутреннего слушания персонала. Он выделил одно предложение.
Решением комитета Управления по профессиональной ответственности является увольнение Эрика Кристофера Хейза с должности активного агента Федерального бюро расследований.
Я бегло просматриваю
— Его отпустили пять гребаных лет назад?
В ответ Джек протягивает мне следующий лист бумаги.
Джек кивает, протягивая мне остальное.
— Подробности слушания. Если короче, он получил выговор за негативное влияние, его одержимость делом Молчаливого истребителя затронула его работу. Похоже, расследование по этому делу все еще продолжалось, но было отложено, когда Истребитель впал в спячку. Но Хейз не подчинился. Пострадала и другая его работа по делу. Было несколько вспышек гнева, и когда его обследовали, оказалось, что он воинственный и сопротивляется авторитетам. В конце концов, они отпустили его. Похоже, он взял годовой отпуск, а затем снова появился, когда получил лицензию частного детектива. Он мошенник, Кайри. Он мошенник, и он сосредоточен на тебе, ведь ты ключ к делу, которое он не может раскрыть.
Кончики моих пальцев холодеют, когда я перелистываю страницы, с трудом разбирая слова в расшифровках. Мои мысли закручиваются по спирали в более темные места. Они погружаются в мщение. В кровь и ярость. Потому что я знаю то, чего не знает Джек. Хейз сосредоточен не только на мне. Ведь я истинный приз для человека, которого он считает виновным.
Доктор Джек Соренсен.
Я крепче сжимаю края страниц, пока костяшки пальцев не белеют, мое сердце скачет галопом, я изо всех сил пытаюсь подавить желание выбежать из дома Джека и самой выследить Хейза.
— Тебе следует остаться здесь, пока мы не придумаем, как от него избавиться, — говорит Джек, отвлекая меня от мыслей о справедливости и возмездии.
Я моргаю, как будто это простое движение может вернуть меня из альтернативной вселенной, в которую я, кажется, попала.
— Что?
— Я не хочу, чтобы ты была рядом с Хейзом.
— Я… ты…что за хрень?
— Он не в порядке, Кайри. Возможно, сошел с ума. Здесь ты в большей безопасности.
Я трачу время на то, чтобы изучить Джека. На его лице то же выражение беспокойства, что было на днях в лаборатории, когда он давал мне подъязычную кость Истребителя, как будто что-то глубокое, чреватое опасностями и незнакомое выползло на поверхность, и он не знает, что с этим делать.
Я отвожу от него взгляд и смотрю на еду на кофейном столике. Бокал вина в моей руке, который вовсе не стеклянный, а металлический. Слушаю музыку. Эта песня есть на одном из моих альбомов.
Это все… для меня.
— Я… эм… — пытаюсь проглотить внезапный комок, который появляется у меня в горле и требует всей моей боли. Возникает мысль, что и для Джека безопаснее, если я останусь. Если Хейз верит, что Джек убийца, а я нет, возможно, мое присутствие здесь сможет защитить его. Этого может быть достаточно, чтобы побудить Хейза пересмотреть свою теорию, и, возможно, у нас будет достаточно времени пустить его по ложному следу.
Я снова бросаю взгляд на Джека, а потом в другую часть комнаты.
— У меня есть собака.
Джек смеется. На самом деле смеется. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как улыбка освещает его лицо, морщинки собираются в уголках глаз, как складываются вместе его темные ресницы.
— Я знаю, — говорит он. — Очевидно, я теряю пять баллов по произвольной системе начисления очков Тандердома каждый раз, когда забываю его кличку. Что, кстати, невозможно забыть, потому что она ужасна.