Скелет

Вольф Триша

И повсюду синева.

Я знаю не все цветы, но некоторые из них мне знакомы. Есть голубые георгины с коническими лепестками, концы которых приобретают оттенок индиго и фиолетового. Голубые розы, которых я никогда раньше не видела, я провожу пальцами по одной из них, наклоняясь, чтобы вдохнуть ее сладкий аромат. Воздух наполнен ароматом голубого жасмина и белых лилий с оттенками лазурного. И самыми распространенными из всех являются те синие цветы, которые Джек оставил в моем кабинете, сгруппированные в разные оттенки. Немного

светлых. Какие-то темные. Какие-то яркие. Где-то бледные. У каждого цветка свой неповторимый цвет, их горшки пронумерованы аккуратно подписанными этикетками.

Я приближаюсь к одной группе цветов, когда мое внимание привлекает движение снаружи, в задней части сада. На мгновение я вздрагиваю. Меня больше всего беспокоит то, что это Хейз. Я наклоняюсь ближе к стеклу и вижу мужчину, но это не агент-мошенник. Он одет в белую куртку с надписью на спине, которую я не могу разобрать, и поднимает что-то с земли рядом с открытой калиткой в заборе под сенью еловых веток. Это свернутый ковер, кремово-белого цвета. Он загружает его в открытый кузов фургона. Ковровая компания «Морнингстар», гласит наклейка на дверях, когда он их закрывает.

— Кража алкоголя, доктор Рот?

Я вздрагиваю и чуть не роняю бутылку, зажатую в руке, шипя проклятия, когда моя вторая ладонь ложится на разбитое сердце.

— Ты сказал, чувствуй себя как дома, — выдавливаю я, мой голос едва ли громче неуверенного шепота.

Джек забирает бутылку у меня из рук и читает этикетку.

— Кажется, тебе не очень хочется остаться здесь, если твоя немедленная реакция — найти самый крепкий алкоголь в доме и пить прямо из бутылки, — говорит он. Ухмылка не достигает его глаз, когда он встречается со мной взглядом. — Возможно, мне придется еще потрудиться, чтобы уговорить тебя.

— Точно… — повторяю я, теряя все слова, когда оглядываюсь на ворота. Они закрываются, и фургон отъезжает. Я наклоняюсь ближе к стеклу. Я, наверное, вообразила этот проблеск чего-то такого, чего Джек Соренсен, конечно, никогда бы не сделал… Но запах в остальной части дома настоящий. Это не запах новой мебели… а ковра…? Я почувствовала это всего минуту назад…

Я поворачиваюсь, чуть не натыкаясь на поднос с голубыми цветами Джека. Он придерживает меня за руку и заставляет отступить на шаг от стола.

— Осторожно, — говорит он. — Эти маки довольно редкие. Мне потребовалось несколько лет, чтобы довести их до совершенства.

Я еще раз бросаю взгляд в сторону ворот, прежде чем встретиться взглядом с Джеком. Тот кирпич, что был раньше, вернулся к моему горлу, решив сдавить мой голос в тисках боли. Глотание не помогает, только усугубляет ситуацию.

— Ты… поменял сегодня ковер? Он был кремовый²¹? — спрашиваю я, пытаясь контролировать выражение своего лица и придать голосу беспечность.

Джек ставит бутылку текилы на полку и прижимает ладони к краю стола, наклоняясь вперед,

чтобы посмотреть на ворота с тихим и задумчивым «хм».

— Если я скажу «да», приведет ли это к большему количеству краж алкоголя или к меньшему?

Он бросает мне короткую, слабую улыбку через плечо.

Даже те, кто хорошо его знает, посмотрели бы на Джека и никогда не заметили бы множества слабых следов эмоций под его утонченным выражением лица. Беспокойство. Желание. Боль. Возможно, даже страх. Никто другой не смог бы выследить их в его неосвещенных глубинах.

Никто, кроме меня.

Джек переводит взгляд с меня на цветы, потом снова обратно. В уголках его глаз мелькает движение, когда он прищуривается, всего лишь маленький намек, а затем оно исчезает еще до того, как он снова поворачивается к окну. Но для меня этого следа достаточно, чтобы идти по нему.

Я стою в тени его мыслей, когда внутрь пробирается луч света.

И этого мне хватает, чтобы увидеть то, что внутри.

Глава 16

Elskede

КАЙРИ

Время словно останавливается.

Начинается с тремора в губах. Дрожи в плечах. Дыхание, застрявшее в легких, просится наружу со свистом, заманчивое облегчение от боли, которая клубится в белесых потеках под костями. Я пытаюсь скрыть это в прерывистом выдохе, но Джек сразу замечает, его плечи напрягаются. Ему требуется мгновение, чтобы повернуться ко мне лицом, как будто он должен собраться с духом, чтобы посмотреть, как я разваливаюсь прямо рядом с ним.

— Почему все цветы голубые, — шепчу я, слезы собираются на моих ресницах, одна падает, оставляя дорожку на щеке.

Джек мог бы солгать сотней вариантов.

Может, он обдумывает это, подходя на шаг ближе.

Он поднимает руку к моему лицу. Его глаза следят за тем, как его большой палец вытирает другую слезу, которая следует по пути, проложенному первой.

— Ты задаешь вопросы, на которые уже знаешь ответы, Лилль Мейер, — говорит Джек.

Проходит целая вечность, прежде чем он поднимает свой пристальный взгляд на короткое расстояние от моей щеки к глазам. Он наклоняется, не убирая руку с моего лица, его дыхание согревает мои слезы. Нежнейший поцелуй касается моих ресниц, я закрываю глаза.

Я могла бы спросить его зачем. Зачем ему тратить годы, пытаясь подобрать цветок по цвету к моим глазам, а остальное время подталкивать меня покинуть Уэст-Пэйн? Но если я спрошу, будет ли он вообще знать ответ? Что бы он ни чувствовал, оно скрыто в коконе, и когда его самые сильные эмоции прорываются сквозь гробницу из шелковой ткани, не думаю, что он их понимает.

Моя рука обхватывает его запястье. Швы давят на его пульс. Свидетельство его заботы прямо здесь, на моей коже, в биении его сердца напротив раны, которую он помог залечить.