Скелет

Вольф Триша

— Что делать?

— Притворяться, что тебе не больно.

Я долгое время стою неподвижно. Слова, которые я хочу сказать, вертятся у меня на языке, как будто я чувствую их вкус.

Но я ничего не говорю.

Небольшая слабость в мышцах с трудом позволяет удерживать мой позвоночник неподвижным. Немного расслабляю плечи. Глубокий, медленный вдох. А потом моя голова прижимается к голове Джека, и я больше не наблюдаю за работой его рук. Я просто закрываю глаза и чувствую, как натягивается каждая нить.

Когда последний шов развязан, Джек протирает мою руку спиртом,

а затем откладывает марлю в сторону, чтобы обхватить меня одной рукой за талию, а другую положить мне на бедро. Я не открываю глаза. Интересно, закрывает ли Джек свои тоже, когда его вес неподвижно ложится мне на плечо.

Мои пальцы медленно выводят узоры на его предплечье от запястья до складок ткани закатанного у локтя рукава.

Испытывал ли кто-нибудь к Джеку те же чувства, что и я? За годы, проведенные в наблюдении за ним, я знаю, что у него были женщины, но все это были случайные, мимолетные романы, если их вообще можно так назвать. Жгучая ревность может быть восхитительной пыткой, и это не первый раз, когда я позволяю себе соскользнуть в ее жаркие объятия. Но когда я провожу пальцами по его коже и прижимаюсь спиной к теплой вздымающейся и опускающейся груди, в моих мыслях расцветает не просто ревность, но и печаль. Потому что, может быть, это правда — может быть, никто не любил его так, как я.

А я даже не могу ему сказать. Что, если он уйдет и никогда ничего не узнает?

Все становится сложнее.

Я сглатываю. Делаю глубокий вдох. Открываю глаза. Открываю рот, зажимая слова в горле. Они прямо здесь.

— Я…

Так быстро, как слова слетают с моего языка, время бежит еще быстрее, рисуя в моей памяти все, что я потеряла, в образах, которые, благодаря этому, я никогда не забуду.

Все, кого ты любила, ушли.

Я замираю, у меня перехватывает дыхание.

— Хмм…? — произносит он, и гул этого звука отдается у меня под лопаткой.

Я сглатываю и усмиряю дыхание.

— Я… м-м-м… — я слегка качаю головой, издавая хриплый смешок. — Я думала, ты сказал, что сделаешь так, чтобы это стоило моего времени, — говорю я, придавая своим словам яркие оттенки и соблазнительные нотки.

Повисает пауза, от которой воздух вокруг нас сгущается, и на мгновение я думаю, что Джек бросит мне вызов в очевидном отвлекающем маневре, но он этого не делает.

Вместо этого Джек убирает руку с моего бедра и тянется к своей тарелке, зажимая клубнику между пальцами.

— Это правда… — ягода приближается ко мне и в последний момент отклоняется, не касаясь моих губ, ее путь заканчивается у рта Джека. Я почти чувствую, как его хитрая улыбка витает в воздухе, пока он жует. Вероятно, мое недовольное молчание доставляет ему больше удовольствия, чем вкус клубники. — И теперь у тебя рука свободна от швов. Не за что.

Недоверчивый смешок срывается с моих губ, когда Джек тянется за еще одной клубникой. Когда она оказывается на пути к нему, я выхватываю ее у него из пальцев и запихиваю себе в рот.

— Лилль Мейер, — шепчет он мне на ухо, пока я жую сквозь торжествующую ухмылку. Он тянется за другой ягодой, и я двигаюсь,

чтобы украсть и ее тоже, но случайно выбиваю ее у него из рук, спелая ягода отскакивает от стола и приземляется на темно-серый ковер, Корнетто хватает ее и убегает на кухню.

На мгновение воцаряется гробовая тишина, пока мы наблюдаем, как собака поглощает последнюю клубнику с тарелки Джека.

Мгновение спустя меня приподнимает за талию стальной хваткой, и звук моего крика пронизывает воздух.

— Моя маленькая жрица, всегда ищущая повод, — рычит Джек, затаскивая меня в гостиную и швыряя на диван, пока я хихикаю.

— Но я думала, ты будешь добр ко мне, Джек. Мне больно, — говорю я, притворно надувая губы, поднимая руку, когда он грубо хватает меня сзади за шею, чтобы перевести в сидячее положение, прежде чем оседлать мои бедра.

Джек расстегивает пряжку своего ремня.

— Откуда бы ты ни взяла эту идею, она исходила не от меня, лепесточек, — он расстегивает молнию, стягивая штаны и трусы ровно настолько, чтобы высвободить эрекцию, предъэякулят блестит на фоне титанового колечка.

Джек пробегает взглядом по каждой черточке моего лица, прежде чем вернуться к глазам, темный, дьявольский блеск озаряет его пронзительный взор.

— Вы сегодня очень хорошо выглядите, доктор Рот, — говорит Джек, поглаживая свой член томным движением руки по ступенькам из сережек. — По какому случаю?

Я облизываю губы и сглатываю, прикованная к движению его руки и легкому толчку бедер.

— Важное совещание по рассмотрению гранта.

— Ах да, точно, — хватка Джека усиливается на моем затылке, удерживая меня на месте. — Я думал, это будет что-то серьезное. Ты редко пользуешься красной помадой. Будет обидно, если кто-нибудь все испортит.

Джек прижимает головку своего члена к моим губам, затем проводит им по моей щеке, размазывая свою влагу и мою помаду.

— Упс.

Я прикусываю нижнюю губу, пока не ощущаю железный привкус крови, но не могу скрыть веселья в глазах. Джек смотрит на меня сверху вниз с расплавленной, яростной потребностью в своих ртутных глазах.

— Доктор. Рот… — говорит Джек, крепко сжимая ладонью твердую длину. Я вопросительно поднимаю брови. — Открой пошире.

Мой раскованный смех приглушается тем, что член проходит мимо моих губ, металлом скользя по языку. Хватка Джека на моей шее усиливается, он входит глубже, медленно погружаясь в горячие, влажные объятия моего рта.

— Верно, лепесточек. Поскольку ты жаждешь все, что принадлежит мне, можешь взять все это прямо в свое хорошенькое маленькое горло.

Я давлюсь, металл проходит по основанию моего языка, слезы текут по лицу, я сглатываю и привыкаю к чужеродному ощущению. Джек обхватывает мою шею, заполняя меня своей длиной. Он замолкает, когда последние перекладины титановых стержней проходят в мой рот, его глаза прикованы к моим губам, я стону вокруг его члена.

— Черт, — шипит он, прежде чем отстраниться, чтобы толкнуться еще раз. Его большой палец скользит по влажным полосам на моей щеке, размазывая остатки макияжа. — Ты чертовски красивая дрянь, Лилль Мейер.