Скиф
Шрифт:
Протягивая к нему руки, царь выехал на середину полукруга, образованного скифами, и произнес громким речитативом, напрягая голос так, что лицо его налилось кровью и на шее резко выступили вздувшиеся жилы:
— О, великий бог, укрепляющий наши силы, дарующий победу нашим мечам! Снова прославил себя в войне твой народ, и, когда он истреблял в битве врагов, ты возбуждал мужество храбрых и несся впереди нас стремительным, все сокрушающим ураганом. Снова вернулись победителями скифы. Прими же, великий бог войны, жертвы от твоего народа и веди нас к новым победам!
Зазвенело оружие, засверкали потрясаемые в воздухе мечи и копья, и стрелы, шумя, полетели по степи.
Колдуны вывели вперед восемнадцать пленников. Они держались спокойно, только один что-то кричал, обращаясь к царю скифов, но голос его терялся среди общего шума. По знаку главного чародея, его схватили за плечи и потащили. Он пытался сопротивляться, но его сдавили, стиснули с боков так, что локти почти сошлись
Держа над головой наполненную кровью чашу, чародей с торжественной сосредоточенностью поднялся по лестнице на вершину горы черного хвороста, вылил кровь на острие меча, снова спустился и приблизился к телу зарезанного пленника, висевшего на руках жертвоприносителей. Те отстранились и, отогнув голову трупа на плечо, продолжали сбоку поддерживать его. Второму жрецу подали меч, он размахнулся и одним ударом отсек наискось правое плечо, руку и часть бока. Труп бросили на землю, а рука, высоко подкинутая вверх, упала и повисла на хворосте [10] . Тотчас же подвели второго пленника. Снова чародей поднял сосуд для возлияния...
10
Геродот, IV, 62.
Когда все восемнадцать были принесены в жертву, скифы вернулись в становище.
На вытоптанной площадке, окруженной кибитками, готовился пир: расстилались толстые, плетеные из волокон конопли циновки и ковры; посредине на возвышении сел царь, вокруг расположились старшие воины, остальные разместились дальше; за ними, на конских шкурах или прямо на земле, сидела молодежь, еще не бывавшая на войне. На больших деревянных подносах появилась вареная и жареная конина; притащили клокочущие кипящей похлебкой котлы. Пирующие, хвастая добычей, ставили перед собой драгоценные золотые вазы, чаши, массивные серебряные блюда с выпуклыми украшениями. Мясо резали ножами, висевшими за поясом, разрывали руками; горячие, дымящиеся куски поглощали с жадностью.
Потом в больших бурдюках принесли вино. Царь взял два связанных вместе чеканных стакана, наполнил их, и, приложив к губам, опустошил разом оба. Воины, прославившиеся на войне и убившие много врагов, подходили по очереди. Царь наливал связанные стаканы и подавал им. Молодые скифы, которые еще не могли похвалиться больше, чем одним убитым, получали вино налитым в простую чашу. Самые младшие смотрели с завистью: они не имели права и на эту честь.
Затем вино появилось повсюду. От поясов отцеплялись золотые сосуды, отнятые у эллинов, и обделанные в золото или обтянутые бычьей кожей черепа убитых врагов. Не разбавленное водой, густое, темное, красное, как кровь, вино расплескивалось, текло по рукам, измазанным жиром, проливалось на одежду. Рабы тащили новые бурдюки, новые порции мяса, антакаев [11] — огромных рыб, не имеющих позвоночного столба, — вареных и соленых.
11
Антакай — стерлядь.
Голоса становились все громче, лица пылали, проносился раскатистый хохот. Под аккомпанемент резко звучащих флейт и ритмическое хлопанье ладоней началась пляска — состязание юношей в ловкости и быстроте движений.
Группами стоя в стороне, женщины наблюдали за пиршеством и веселыми криками поощряли танцующих...
VIII
Скиф не может оставить без помощи своего кровного союзника. Он не может быть спокойным и счастливым, когда тот находится в опасности. Поэтому, как только жизнь в становище вошла в обычное русло, Орик пошел к царю просить о разрешении отправиться на поиски товарища.
Октомасада любил Ситалку и, помня свое обещание, сказал:
— Поезжай в страну скифов-земледельцев. Там есть человек, по имени Идантирс. Он мне служит и сделает все, что надо. Передай ему эту половинку монеты — он будет знать, что ты послан мною. Указания, как его найти, и деньги ты получишь.
Октомасада подумал немного и добавил:
— Раньше я хотел дать тебе письмо к царю Палаку [12] — он всесилен, и греки трепещут перед ним, но теперь это немыслимо: быть может, нам даже придется с ним воевать. Он недоволен, что мы без его согласия напали на Ольвию.
12
Палак — скифский царь, наследник Скилура, основателя великой Скифской монархии. Могуществу Палака был нанесен решительный удар походами Диофанта (111 — 106 гг. до н. э.), полководца понтийского царя Митридата VI. Великого Евпатора.
Сборы Орика были недолги. Он выехал один, захватив с собой запасного коня, и сделал длинное путешествие, переезжая от племени к племени.
Добравшись до владений скифов-земледельцев, он без труда нашел селение, где жил Идантирс. Орик оставил коня около дома и спросил хозяина.
Это был высокий, тучный, бородатый человек в полускифской, полуэллинской одежде. Продолжая жить в деревне и заниматься сельским хозяйством, он, кроме того, вел еще и торговлю, являясь посредником между крупными купцами Ольвии и скифами, которым он перепродавал изготовляемые греками для варваров серебряные украшения, ожерелья и разнообразные ткани. Часто бывая в городе и, собрав значительное состояние, он в еще большей степени, чем это было обычно для земледельческих скифов, принял эллинские обычаи, и это отражалось не только в его одежде и устройстве дома, но даже в образовании и верованиях.
Он хорошо знал греческий язык, имел библиотеку, состоявшую из нескольких свитков классических авторов, и любил цитировать выдержки из Геродота, Платона и Аристотеля. Причисляя себя к школе циников [13] , он подражал своему знаменитому соотечественнику Биону Борисфениту, который, изучив философию в Афинах, сделался последователем Кратета — ученика Диогена — и прославился как философ и человек, следовавший во всем заветам своих великих учителей [14] .
13
Циническая школа — считалась истинной выразительницей Сократовской философии, хотя, в действительности, элементы учения Сократа сочетались в ней с софистическими и элеадскими. Основатель школы, Атисфен, пользовался популярностью не меньше, чем его знаменитый ученик Диоген из Синопа. Циническая школа существовала до конца III века (н. э) и, наконец, слилась со школой стоиков. Циники относились критически к знаниям, считая, что познанная истина не выражает сущности вещей, но в то же время они утверждали, что знание есть сущность добродетели. Настолько же двойственны и этические представления школы, а в вопросах религии она присоединялась к единобожию эллиадов. Отказавшись от всякой теории, циники ограничивали область знания практикой: знание должно сделать человека счастливым, а через это — добродетельным. Внешние блага — богатство, слава и т. п. — не заключают в себе никаких ценностей, а то, что принимается обычно как удовольствие и наслаждение, есть в действительности самое вредное и пустое — от всего этого следует отказаться. Истинное удовольствие должно проистекать из работы, только оно одно не сопровождается угрызениями совести. Счастье заключается в полном равнодушии ко всем вещам: к бедности и богатству, к позору, к славе, к смерти, к жизни. Такое отношение дает свободу и позволяет не считаться с положениями, общепринятыми среди людей. Циники относились равнодушно к государству, отрицали рабство и считали необходимым идеи своего учения распространять не поучениями только, а собственным примером.
14
Бион Борисфенит жил в III веке в Ольвии и был сыном отпущенника, скифского, как полагают, происхождения. Отец его, обанкротившись, был продан в рабство со всей семьей. Бион сделался невольником богатого ритора, который после смерти оставил его наследником своего состоянии. Изучая в дальнейшем философию в Афинах, Бион стал последователем Кратета — ученика Диогена. Сделавшись циником, он отказался от обеспеченной жизни и жил в нищете, по примеру Диогена.
В противоположность Биону, Идантирс имел, однако, хорошо обставленный дом, большие стада и обширные пашни, обрабатывавшиеся рабами. Интересы торговли заставляли его поддерживать одинаково хорошие отношения как с ольвиополитами, так и с дикими кочевниками, а страх перед нападением и местью воинственных соплеменников вынуждал его оказывать им всякие услуги, сообщать сведения об ольвиополисских делах и исполнять поручения, требовавшие ловкости, уменья и знакомств среди эллинов.
Встретив Орика как лучшего друга, он провел его в небольшое помещение, служившее для занятий и хранения торговых документов. Здесь он достал распиленную зубцами аттическую драхму и сложил ее с половинкой, переданной ему Ориком. Зубцы сошлись, и на монете отчетливо стала видна изображенная в профиль голова в шлеме, а на обороте — окруженная надписью сова, заключенная в лавровый венок.