СКИФИЙСКАЯ ИСТОРИЯ
Шрифт:
Характерной чертой работы Лызлова было уточнение сведений источника. Так, вместо «княжа суздальского Александра, нареченнаго Горбатаго» (с. 187, ср. КЛ, с. 417: «посла… князя Александра Борисовича Горбатого да князя Семена Ивановича Микулинъского»), в «Скифской истории» точнее назван этот знаменитый русский воевода: «князь Александр Борисович Шуйской– Горбатой» (л. 90) 59. Далее Лызлов счел нужным назвать воеводу из рода, занимавшего в его время царский престол: «…и Данило Романов, соплемянен сущи самому царю, муж многоразумный и богатырь свидетельствованный; и иные мнози воеводы, ведомыя всякого бусурманскаго
Уточнения не всегда основывались на дополнительном материале. Представляя себе по приведенным в источниках описаниям русские укрепления под Казанью, Лызлов к сообщению ИАК «уступити до шанцев» прибавил: «иже под градом». Вместо «гетман» он написал: «оный князь Александр Борисович», вместо «Семена Микулинского» - «Семена Ивановича Микулинскаго» (л. 90об.-91об., с. 188-189). Добавления литературного характера были сделаны в «Скифской истории» при описании штурма Казани, основанного на фактическом материале ИАК и КЛ {423} (л. 103-110; ИАК, с. 194-202; КЛ, с. 459-461), причем часть этих литературных реминисценций явно восходит к «Слову воинству» Игнатия Римского-Корсакова («бусурмане биются» и далее, л. 104-104об.).
Сравнительно широко используя в описании Казанского взятия исправленные и дополненные цитаты ИАК и КЛ, А. И. Лызлов нередко обращался и к своему основному приему работы с источниками, привлекая сведения ИАК и КЛ для создания целиком оригинального текста. Например, говоря о начале штурма Казани, автор описывает приготовления по КЛ, а время, прошедшее с начала осады, указывает по ИАК; и наоборот: в рассказе о грабежах сведения ИАК расширяются по КЛ (л. 95об., 105об.; ИАК, с. 153; КЛ, с. 459-460); башня, на которую, согласно ИАК, казанцы вывели своего хана, названа, в соответствии с КЛ, «Збоиливые ворота», а сдачу хана, вновь по КЛ, принимает полк князя Дмитрия Палецкого (л. 108-108об.; КЛ, с. 461). Наконец, как в цитатах из ИАК, так и в основанных на этом источнике оригинальных текстах «Скифской истории», Лызлов последовательно переводит на русский счет меры расстояния (мили на версты) и денег (аспры на копейки).
Тщательность работы А. И. Лызлова с источниками в рассказе о Казанском взятии ввела в заблуждение Э. Кинана (см. выше), решившего, что столь серьезный текст, как в «Скифской истории», не мог быть основан на ИАК, скорее уж ИАК нужно считать производным от сочинения А. И. Лызлова или его неизвестного и особо богатого источника. У Кинана было тем больше оснований для этого ошибочного заключения, что он сравнивал «Скифскую историю» с источниками только в рассказе о Казани и вместо КЛ привлек для сравнения менее информативный текст КИ. В результате к «источнику» ИАК пришлось отнести отсутствующие в КИ сведения, например: о подготовке штурма (л. 95об.), об «ужасах» решительной битвы (л. 104-104об.), о молитве Ивана IV (л. 105), некоторые сведения о грабежах и т. п. (л. 105об., 108-108об.).
Американский профессор легко избежал бы этой ошибки, обратившись к исследованию Е. В. Чистяковой, ясно показавшей, что источником «Скифской истории» (в сочетании с ИАК) был именно КЛ, а не КИ 61. На фундаментальную работу Чистяковой не обратил внимания и полемизировавший с Э. Кинаном Р. Г. Скрынников, отметивший, что «в книге Э. Кинана мы не найдем никаких попыток исследовать обстоятельства составления „Скифской истории“, выявить источники этого произведения, авторские приемы Андрея Лызлова и т. д.» 62. Никаких подобных попыток мы не найдем и в книге Р. Г. Скрынникова, как не найдем в ней упоминаний о существовании таких попыток в историографии. Лишь сравни-{424}тельно недавно А. И. Гладкий обратил внимание на то, что предложенное Е. В. Чистяковой обращение к КЛ позволяет легко опровергнуть мнение Э. Кинана.
Впрочем, и А. И. Гладкий не обратил внимания на указание Е. В. Чистяковой, что ИАК использована Лызловым не только при описании Казанского взятия. На основании фактов, изложенных
Наконец, ИАК использована в «Скифской истории» не только в сочетании с КЛ и СК, но и с иностранными сочинениями. Ее сведения, дополненные по СК (с. 663), трактатам А. Гваньини «О татарах» и «О Руси», легли в основу рассказа Лызлова о замыслах Ивана IV и действиях Дмитрия Вишневецкого с русскими войсками против Крыма (л. 153об.- 154об.; с. 238-240). В ИАК нашел автор и дополнительный материал к повествованию о Молодинской битве (л. 161 об., с. 286-287). В «Скифской истории» оно ведется по «Повести о бою московских воевод с неверным ханом» 64, расширенной и уточненной также по Хронике М. Стрыйковского. Этот факт был указан еще Н. М. Карамзиным: «Лызлов в своей Скифской истории подробно описывает нашествие хана, взяв иное из Курбского, иное из Стрийковского… а главные обстоятельства из Повести о бою воевод московских с неверным ханом, которую нашел я в Книге о древностях Российского государства в Синодальной библиотеке № 52, т. 1, л. 98» 65. Свой рассказ (л. 158- 161 об.) Лызлов пояснил также вставкой об истории рынд у царского трона (л. 158), сделанной на основе личного знакомства с придворным церемониалом.
Неизвестный в подлиннике Летописец Затопа Засекина, судя по авторским ссылкам и текстологическим сопоставлениям, использовался А. И. Лызловым главным образом как источник уни-{425} кальных сведений. Указанное автором «Скифской истории» прозвище не упоминается в исследованных нами многочисленных документах XVI-XVII вв. о службах Засекиных. В то же время документы свидетельствуют о том, что члены этого древнего княжеского рода, ведущего начало через удельных князей ярославских от Рюрика 66, часто получали прозвища самые «заковыристые»: «Бородатый дурак», «Солнце», «Жировой», «Черный Совка», «Сосун», «Чулок», «Ногавица-Пестрый», «Зубок», «Селеха» и т. п., причем эти прозвища отражались далеко не во всех документах.
Уникальные сведения ЛЗЗ о войнах Московского государства с Казанью могли опираться на опыт казанских служб Засекиных. Согласно Разрядной книге, князь П. В. Ногавица-Пестрый Засекин еще в 1536 г. погиб в бою с казанцами. Многие Засекины участвовали в казанских походах Ивана IV, а А. И. Засекин-Сосун не только служил в 1564-1565 гг. казанским воеводой, но и получил поместья под Казанью. Показательна также приближенность Засекиных ко двору Симеона Бекбулатовича в конце 1570-х гг.: в его свите мы видим сразу князей Г. О., Н. И. и С. И. Засекиных, В. Д. и В. В. Солнцевых-Засекиных и И. Ф. Засекина-Жирового 67.
Составить представление о времени создания ЛЗЗ можно лишь на основе его содержания. Впервые Лызлов обратился к его тексту, когда, описывая на основе СК и ХР воцарение хана Булат-Салтана, нашел в ЛЗЗ упоминание, что тот был сыном хана Тохтамыша (л. 30об.). Из ХР автору был известен упомянутый под 6920 г. «царь Зелени-Салтан Тактамышевич» (с. 70), которого Стрыйковский отождествил с Булат-Салтаном; следовательно, первая проверка уникального сообщения ЛЗЗ показала его достоверность. Поэтому вскоре, проверяя Стрыйковского «российскими летописцами», Лызлов приводит в первую очередь сообщение ЛЗЗ под 6929 г. о хане «Улумахмете, сыне Зелед-Салтанове», добавив, что «в Степенной имя ему Махмет» (л. 31 об.; СК, с. 460).