Скифы. «Непобедимые и легендарные»
Шрифт:
Пока персы изощрялись в разгадывании скифских загадок, Иданфирс и Таксакис обсудили положение дел — ситуация складывалась для них очень благоприятная, их войско было свежим и готовым к сражению, боевой дух воинов был необычайно высок, долгое отступление всем надоело, и скифы рвались в бой. Враг же, напротив, понес серьезные потери, был изнурен, моральное состояние персов оставляло желать лучшего, поскольку погоня по степям за неуловимым противником отняла все силы — и душевные, и физические. А потому было вождями решено — не дожидаться подхода отряда Скопасиса, а пойти самим навстречу захватчикам и дать бой — причем бой на уничтожение, чтобы никто не ушел, чтобы навеки остались в негостеприимных скифских степях. Но сражение всегда полно всяких неожиданностей, а потому существовал шанс, что кому-то из персов удастся прорваться с поля боя или, отбившись от погони, уйти за Истр. А вождям очень хотелось устроить показательную расправу над врагом, чтобы навеки отбить у всех охоту вторгаться в их земли. И потому накануне решающего сражения небольшой скифский отряд помчался на запад, к берегам Истра, где эллины охраняли мост, передать им предложение своих царей. Вот что они просили передать грекам: « Ионяне! Мы принесли вам свободу, если вы только пожелаете нас выслушать. Мы узнали, что Дарий повелел стеречь мост только 60 дней, и если он за это время не придет, то вы должны вернуться на родину. И вот если вы теперь так и поступите, то не провинитесь ни перед царем, ни перед нами. Обождите указанное вам число дней и после этого отплывайте на родину». Это было как раз то, чего боялся Гобрий, реакцию ионийцев на подобное предложение предугадать было нетрудно, и ответ, который понесли посланцы
Войско скифов стояло готовое к бою, развернувшись в боевые порядки — блестели на солнце кованые боевые пояса, ярко сверкали начищенные до блеска пластинчатые панцири, сияли бронзовые бляхи на кожаных доспехах. От многоцветья красок и пестроты скифских знамен и вооружения рябило в глазах, тысячи воинов сдерживали коней, которые так и рвались вперед. А напротив в ожидании битвы развернулись стройные шеренги персидской армии — тяжелая и легкая кавалерия на флангах, пехота в центре, а впереди, укрывшись за огромными плетеными щитами, стояли лучники, пращники и метатели дротиков, чтобы градом метательных снарядов погасить первый, самый страшный, натиск врага. Над строем персов реяли многочисленные знамена, резкий порыв ветра развернул огромный красный штандарт Ахеменидов с изображением золотого орла, рев боевых царских труб сотрясал воздух. В самом центре войска, находясь там по давней традиции персидских царей, в окружении полководцев и телохранителей, облаченный в тяжелые чешуйчатые доспехи восседал на огромном боевом коне Дарий I. Царь очень долго ждал этого момента, он стремился к этой битве, гоняясь за неуловимым врагом по всей степи, и теперь, настигнув его, не мог поверить в это до конца. Но враг был перед ним, и, судя по всему, настроен решительно — теперь лишь сражение могло определить, кто будет хозяином причерноморских степей, Тавриды и всех остальных земель к востоку от Истра. Пауза перед боем затягивалась, и Дарий потянул из ножен клинок, чтобы послать в бой застрельщиков и тем самым спровоцировать врага на атаку, как вдруг скифский строй дрогнул. Словно рябь пробежала по рядам степного воинства, их шеренги заколебались, и вдруг неожиданно грозный боевой строй стал разваливаться прямо на глазах у удивленных и ничего не понимающих персов. Знаменитые скифские лучники и закованные в доспехи панцирные всадники разворачивали своих боевых коней и с громкими криками и воплями покидали место несостоявшейся битвы. Вся эта блещущая и громыхающая лавина покатилась в сторону, прямо противоположную персам, причем наездники так нахлестывали коней, как будто за ними гналась вся персидская армия. А из царских военачальников никто ничего не понимал, все находились в полной растерянности и замешательстве, не находя внятного объяснения случившемуся и лишь беспомощно наблюдая, как далеко вдали исчезает в клубах пыли войско скифов. Дарий послал своего оруженосца в передние шеренги войск, чтобы тот достоверно разузнал, что же все-таки произошло и почему готовый к бою враг опять от него убежал. Когда посыльный вернулся, то его ответ поверг владыку Востока в ступор — оказывается, вся скифская орда бросилась в погоню за зайцем!
В это можно верить или не верить, но факт остается фактом — скифское войско покинуло поле боя и наплевало на предстоящую битву из-за того, что бросилось преследовать зайца. Этот эпизод четко зафиксировали античные историки, и именно потому, что он поражал их воображение своей дикостью и нелогичностью. Вот как описал это событие Геродот: « Когда скифы уже стояли в боевом строю, то сквозь их ряды проскочил заяц. Заметив зайца, скифы тотчас же бросились за ним. Когда ряды скифов пришли в беспорядок и в их стане поднялся крик, Дарий спросил, что значит этот шум у неприятеля. Узнав, что скифы гонятся за зайцем, Дарий сказал своим приближенным, с которыми обычно беседовал: « Эти люди глубоко презирают нас, и мне теперь ясно, что Гобрий правильно рассудил о скифских дарах. Я сам вижу, в каком положении наши дела ». «Отцу истории» вторит Полиен: « Дарий строился против скифов. Заяц пробежал перед скифской фалангой. Скифы стали преследовать зайца. Дарий же сказал: « Знаменательно, что скифы бегут: насколько они нас презирают, что, бросив персов, преследуют зайца». И дав сигнал именно к отступлению, он решил отходить». Действительно, было от чего впасть в изумление и растеряться — персидский царь даже припомнить не мог, чтобы подобное когда-либо происходило. Что можно вот так, наплевав на все законы ведения войны, вместо генерального сражения заниматься подобной ерундой, с его точки зрения! Где ему, властелину Востока, было понять душу этого народа, который предпочел заняться ловлей ушастого, а победу над властелином половины Ойкумены отложить на потом — авось не уйдет! Да и куда он денется, этот царь персидский, не разгромили сейчас, так разгромим потом! И как с такими воевать?
Все это произвело на Дария шокирующее впечатление, все его прежние представления об этой войне рушились, и он внезапно осознал собственную беспомощность перед грозившей всем персам бедой. Срочно был созван военный совет, и царь прямо и открыто обратился к своим полководцам: «Нужен хороший совет, как нам безопасно возвратиться домой» (Геродот). Выручил царя один из его ближайших соратников — Гобрий, человек, который вместе с Дарием убивал мидийских самозванцев и помог тому достичь высшей власти, тот, кто разгадал смысл скифских даров, отец будущего героя Греко-персидских войн Мардония. Сама идея была стара как мир, но был шанс, что она сработает: « Царь! Я давно уже узнал по слухам о недоступности этого племени. А здесь я еще больше убедился в этом, видя, как они издеваются над нами. Поэтому мой совет тебе: с наступлением ночи нужно, как мы это обычно и делаем, зажечь огни, оставить на произвол судьбы слабосильных воинов и всех ослов на привязи и отступить, пока скифы еще не подошли к Истру, чтобы разрушить мост, или ионяне не приняли какого-нибудь гибельного для нас решения». Как в воду глядел старый вояка, чувствовал, что не все ладно может быть на берегах Истра, что могут скифы организовать какой-либо подвох, чтобы захлопнуть западню, и тогда может постичь Дария судьба Кира Великого. Ну а с ним, разумеется, и все персидское войско.
Поэтому действовали очень осторожно, чтобы среди тех, кто остался, не возникло паники — им сообщили, что с отборным войском царь на рассвете атакует скифов, а отбросив врага, вернется в свой стан. И ведь поверили! Вместе с ними оставили в лагере всех ослов, чтобы своим ревом они внушали скифам мысль, что персы остаются в лагере. Полиен добавляет, что были оставлены также все собаки и мулы, а по всему стану горели тысячи зажженных костров — Дарий понимал, что не имеет права на ошибку и что любая случайность может быть роковой. Затем, неслышно снявшись с лагеря, он стремительным маршем повел войско по направлению к Истру, имея перед собой только одну цель — как можно скорее достигнуть реки и переправиться через нее. Это было самое настоящее бегство — бросили все, что могло хоть как-то затруднить маршрут движения, оставили только самое необходимое, двигались ускоренным маршем, страшась встречи с противником. А кочевники, слыша рев ослов и лай собак, видя отблески тысяч костров, отраженных в ночном небе, не подозревали ни о чем, пребывая в уверенности, что враг находится в лагере.
Прозрение наступило наутро — прискакавшие разведчики доложили, что персидский лагерь пуст и в нем только самая разнообразная живность да брошенные на произвол судьбы больные и раненые. Персы, упав в пыль перед въезжавшими в лагерь наездниками, молили о пощаде, наперебой рассказывая о том, что произошло, — скифы сначала не понимали в чем дело, но потом все же уяснили. Совет вождей был коротким — решили объединить два отряда, которые до того действовали раздельно, и вместе с савроматами, будинами и гелонами идти за персидской армией, а как только враг будет настигнут, атаковать. Иданфирс предполагал, что его люди имеют все шансы на успех — в войске Дария было много пехоты, которая замедляла движение, а скифы с союзниками выступали в погоню конными. К тому же, как хозяева этой земли, скифы знали все кратчайшие пути, и сомнений в том, что они быстро настигнут врага, не было. Подняв тучи пыли, конная лавина понеслась на запад, чтобы перекрыть Великому царю пути отступления и прибыть к мосту через реку раньше персов.
А теперь мы подходим к наиболее драматическому моменту скифского похода Дария I —
Казалось, все предельно ясно, и выгода от предложения кочевников налицо, о чем и говорил в своей речи перед собравшимися на совет эллинами тиран и стратег города Херсонеса на Геллеспонте Мильтиад. Это был тот самый Мильтиад, чей племянник, которого, судя по всему, назовут в его честь, обессмертит свое имя победой в битве при Марафоне, разгромив войска того же самого Дария. Но это будет еще не скоро, а сейчас решался вопрос — как же поступить грекам в подобной ситуации? Однако после выступления стратега Херсонеса практически все присутствующие его поддержали, и быть бы армии персов уничтоженной кочевниками на северном берегу, но тут слово взял тиран города Милета — Гистией, который находился в очень хороших отношениях с Дарием. Хитрый правитель Милета сразу же указал своим коллегам на то, что на данный момент они находятся у власти в своих городах исключительно благодаря персидской поддержке — случись что с персидским царем, как их всех в лучшем случае изгонят из городов, а вместо тирании введут столь любезное сердцу народа демократическое правление. Старый лис заливался соловьем, расписывая перед остальными тиранами все ужасы народовластия и тех последствий, к которым эта перемена приведет, если их власть не будет подкреплена остриями персидских копий. И что самое удивительное, ведь переубедил всех, кроме Мильтиада! Никто не задумался, что никаких демократических переворотов может и не быть, хотя бы по причине того, что в борьбе с внешним врагом, наоборот, наблюдается единение всего народа. Что, возможно, в дальнейшем предстоит долгая борьба за независимость, а принцип единоначалия для этого подходит как никакой другой. Было время у эллинских правителей все взвесить и обдумать, а потом поступить так, как велят долг и совесть, но они этого не сделали. Очень часто так бывает, что когда решается судьба страны, верх берут не долг перед своей страной, а шкурные и своекорыстные интересы — так случилось и на этот раз. «Отец истории» оставил для потомков имена тех людей, которые могли бы изменить судьбу своего народа, но смалодушничали в решительный момент, и их трусость в итоге привела к трагическим последствиям. «Вот имена тех, кто принимал участие в этом голосовании ионян, бывших в милости у царя: тираны геллеспонтийцев Дафнис из Абидоса, Гиппокл из Лампсака, Герофант из Пария, Метродор из Проконнеса, Аристагор из Кизика, Аристон из Византия. Это были тираны городов на Геллеспонте. Из Ионии же были Стратис из Хиоса, Эак из Самоса, Лаодам из Фокеи, Гистией из Милета, который подал мнение против Мильтиада. Из эолийских тиранов присутствовал только один значительный человек — Аристагор из Кимы».
Но одно дело так решить, а другое — привести свои намерения в исполнение, ведь неизвестно, как поведут себя скифы, когда узнают про нежелание ионийцев доводить дело до уничтожения персидского войска. И вновь здесь решающая роль принадлежит Гистиею, который придумал план, как ввести столь опасных союзников в заблуждение — по его приказу со стороны скифского берега ионийцы стали неторопливо разбирать мост, всем своим видом показывая, что следуют советам своих новоявленных друзей. Этим они достигали двоякой цели — во-первых успокаивали кочевников, демонстрируя им свое усердие, а во-вторых, если вдруг скифы захотят переправиться через Истр, то так их будет значительно легче отразить. Сам же Гистией отправился к скифам и стал их убеждать двинуться навстречу персам, поскольку эллины сделают все от них зависящее, чтобы Дарий с войском не перешел на южный берег. « Вы, скифы, пришли с добрым советом и своевременно. Вы указали нам правильный путь, и за это мы готовы ревностно служить вам. Ведь, как вы видите, мы уже разрушаем переправу и будем всячески стараться добыть свободу. Между тем, пока мы разбираем мост, вам как раз время искать персов и, когда вы их найдете, отомстите за нас и за себя, как они того заслуживают» (Геродот). Сторонник Дария был настолько убедителен, что скифские вожди поверили ему и на этот раз, отряды кочевников двинулись на север, чтобы перехватить в пути и уничтожить персидскую армию. Но здесь судьба сыграла с ними злую шутку — дело в том, что перед персидским наступлением скифы выжгли и опустошили все земли к северу от Истра — и потому они взяли несколько в сторону, туда, где находились корм для лошадей и вода для людей, логично полагая, что так же поступит и противник. Но Дарий поступил вопреки всякой логике, и это в конечном итоге персов и спасло — он повел своих людей по разоренной земле и разминулся с войском врага. Усталые, израненные и изможденные персидские войска из последних сил двигались форсированным маршем к Истру — их военачальники с тревогой ждали появления скифских наездников в любую минуту. Они шли по выжженной и опаленной огнем земле, тучи пыли и пепла клубились в воздухе, затрудняя людям дыхание, но темп марша никто не сбавлял — страх перед врагом был настолько велик, что никто и не заикался об остановке. И когда впереди блеснула речная гладь, радости валившихся от усталости людей не было предела, но ликование скоро сменилось отчаянием — конные разведчики донесли, что мост разрушен ионийцами. Здесь даже твердое сердце Дария дрогнуло, а остальные воины просто-напросто впали в панику. Но царь не может вести себя как простой солдат, а потому, сохраняя присутствие духа, он послал к берегу глашатая, чтобы тот вызвал Гистиея на разговор с повелителем. Тиран Милета явился сразу и быстро прояснил обстановку, обнадежив не только Дария, но и тысячи людей на противоположном берегу реки. Ионийцы начали быстро восстанавливать мост, корабли переплывали Истр и передовые отряды начали на них в спешке грузиться, шум и гомон огласили спокойные до этого берега великой реки. Все делалось в страшной суете, при погрузке на суда образовалась давка, командиры и военачальники срывали голоса, призывая своих подчиненных к дисциплине, — всем хотелось побыстрее покинуть негостеприимный берег. Когда же закончили восстанавливать мост, то персидская армия подобно гигантской реке потекла на другой берег — день и ночь пехота и конница сплошным потоком шли через Истр. Конные разведчики умчались на север и с тревогой вглядывались в даль — не появится ли на горизонте грозная скифская конница? Но все было спокойно, никто не собирался атаковать персов, и когда последний царский воин перешел на спасительный берег, Дарий махнул рукой, давая знак поджигать мосты. Клубы черного дыма, поднявшиеся к ярко-синему небу, возвестили всему миру, что скифский поход царя Дария закончился.
Для Иданфирса и его товарищей было страшным ударом узнать, что враг, практически уничтоженный и не имевший никаких шансов ускользнуть из устроенной ему западни, ушел. То, что они разминулись с армией царя, еще можно было исправить, ведь эллины, разрушив мост, лишали персов последнего оставшегося шанса на спасение. Прижатые к реке, захватчики могли быть уничтожены все до одного, и потому скифы, как только поняли свою ошибку, поспешили назад. Но какового же было их негодование, когда они увидели пустой берег — ни одного вражеского воина нет, мост сожжен, а корабли ионийцев уплыли. Вожди сразу же поняли, что их подло обманули и украли победу, но сделать уже ничего не могли — чтобы организовать переправу, нужно было время, а персы, судя по всему, бежали на юг стремительно. Да и скифские воины тоже были измучены бесконечными переходами и рейдами и буквально еле держались в седлах, а потому было принято решение погоню не продолжать, а всем разойтись по своим землям и отдохнуть от тягот войны. « Так персы были спасены. Скифы же в поисках персов потерпели неудачу. Стех пор скифы считают ионян, поскольку те были свободными людьми, самыми жалкими трусами из всех людей, а как рабов весьма преданными своему господину и наименее склонными к побегу. Так скифы издевались над ионянами» (Геродот).