Скитальцы
Шрифт:
— Так ты ничего не поняла, — сказал он тоскливо. — По-твоему, срубленное дерево достаточно приставить к пеньку, и оно зацветёт…
И тогда я озлилась. Здравый смысл успел испуганно пискнуть «не надо», но злость уже ударила мне в лицо, снова залив его краской:
— Вы… Да вы просто… Вы бросили раненого человека. Может быть, смертельно раненого. Вы лелеете свою боль… А их вы обрекли… на ещё худшее одиночество. И не ищите, нет вам оправдания… Зачем вы оставили Торию, и как раз тогда, когда должны бы…
— Замолчи, — сказал
Я втянула голову в плечи, глядя в пол и устало думая, что вот он, конец моей миссии, которая позорно провалилась, и теперь предстоит обратный путь с «пшаканьем», дождём и холодными ночами, и вместо Луара меня встретит молодой Фагирра, и тогда останется только молча уйти с его дороги…
За окном наступили сумерки. В полумраке комнаты я видела только неподвижный Эгертов силуэт; так прошёл, наверное, целый час. Он сидел как камень — а я не решалась встать и уйти.
— А как же твой театр? — вдруг спросил он негромко. — Я его не представляю… без тебя.
У меня перехватило горло. Я не ответила.
— Из-за Луара? — спросил он всё так же тихо.
Я кивнула, надеясь, что в темноте он не разглядит моего кивка. Но он разглядел:
— Навсегда?
— Господин Эгерт, — сказала я шёпотом, — я пойду, наверное. Простите… Я пойду.
Он поднялся, подошёл к столу и зажёг свечу. Сначала осветились ладони в паутине теней, а потом и лицо — удивительно спокойное, даже бесстрастное; я вскочила, одёргивая юбку:
— Так я пойду, да?
— Сядь, — проронил он, не оборачиваясь. Мне стало страшно.
— Танталь, — попросил он, глядя в огонь. — Расскажи теперь о себе.
…Я долго мучилась, пытаясь отделаться побасёнками и то и дело бормоча «вот и всё». Врать у меня не хватило ни духу, ни совести; я долго не могла поверить, что всё это интересно ему, — а потом что-то внутри меня прорвалось, и сполна отплатила ему за его откровенность, заново проживая и детство, и приют, и встречу с Флобастером, и встречу с Луаром… Я рассказала ему о нашей первой ночи в повозке, а потом о гостинице «Медные врата» — чтобы он понял. На этот раз я не умолчала ничего, рассказывая и стыдное и неприглядное, я упивалась собственной исповедью, как упивается путник, добравшийся до последнего ещё не высохшего колодца. Я впервые в жизни поняла тех приютских девчонок, которые так любили плакать и рассказывать мне историю своей жизни…
— Да, — сказал он, когда я замолчала. — А мне кажется, что так мало времени прошло… с тех пор, как я объяснил Луару, а в чём вообще разница между мужчиной и женщиной.
Он усмехнулся и долго, требовательно смотрел мне в глаза — пока не дождался, чтобы я улыбнулась тоже.
— Ты… славная девочка, Танталь. Как жалко… Что всё это… Так обернулось. Как жаль…
Где-то внизу хлопнула
— Господин Эгерт… Гонцы… Снова господа стражники, послание…
Улыбка угасла на Эгертовом лице, и весь он сразу постарел и сгорбился. Отвернулся к тёмному окну.
— Господин Эгерт, — сказала я так убедительно, как только могла. — Поедемте, господин Эгерт… Поедемте, мне одной страшно возвращаться…
Этот убийственный довод пришёл мне в голову только что — и, обрадованная, я с нажимом повторила:
— Да, страшно… Там же разбойники на дорогах… Господин Эгерт…
Слуга просунул в дверную щель голову и руку со свечкой:
— Так как, господин? Просить?
Эгерт медленно повернулся ко мне:
— Танталь… Обожди пока… Выйди.
Уводимая слугой, я слышала нервные, напряжённые голоса гонцов, ожидавших в прихожей. Потом послышались шаги по лестнице и бряцание шпор; потом я очутилась в маленькой комнате для гостей, и слуга с поклоном принёс мне ужин.
Над входом в булочную красовался глиняный каравай с торчащим из недр его огромным деревянным ножом. Луар дождался, пока очередные посетители выйдут из лавки, и вошёл сам.
За прилавком стоял мальчик лет двенадцати; завидев Луара, он улыбнулся привычно и в то же время искренне:
— Что пожелает господин? Булки, кренделя, горячий хлеб…
Луар замялся, решая, а не стоит ли купить булку и убраться восвояси — однако то наитие, которое побудило его окликнуть сумасшедшего старика под мостом, уже утвердилось в своей власти.
— Я хочу видеть господина Трактана, — сказал Луар мальчику. Тот смутился, оглядел Луара, пожал плечами:
— Здесь есть только господин Актан… Может быть, вы перепутали имя?
— Да, — сказал Луар после паузы. — Перепутал.
Мальчишка пробормотал извинения и нырнул в недра лавки, где помещалась пекарня.
— Дедушка! — приглушённо донеслось до Луара. — Дед! Там… это тебя… да не знаю я, кто…
В лавку зашла обстоятельная покупательница, по-видимому, из постоянных; мальчик принялся обслуживать её — а через минуту в дверном проёме встал огромный, краснолицый, пухлый как облако пекарь в белом от муки переднике:
— Э… Малыш, кто?
Мальчик кивнул на Луара. Пекарь удивлённо уставился на незнакомого юношу:
— Э-э… Прошу прощения, молодой человек… Тесто подошло, тесто ждать не будет… Чем, собственно…
Наитие мягко толкнуло Луара в затылок:
— Здравствуйте, служитель Трактан, — сказал он шёпотом и целую минуту смотрел потом, как горячая краска сходит с лица пекаря, как это лицо делается белым, будто сахар.
Постоянная покупательница ушла, унося полную корзинку, и мальчик тоже уставился на деда с удивлением и беспокойством. Луар ждал; наконец, пекарь схватил воздух ртом, как пойманная рыбина: