Скитальцы
Шрифт:
Лларис тускло улыбнулся:
— Если помешивать кипящую воду, она понемногу превращается в бульон… Вроде бы. Мы давно пробовали, ещё в детстве…
В дверь постучали. Деликатно, но твёрдо:
— Господа! Господа!
Близнецы переглянулись.
— Господа, здесь начальник стражи!.. А ты, ублюдок, учти, если хоть волос упадёт… тебе не уйти! Сдавайся!
Это кого они обозвали ублюдком?!
Я взялся за меч. Алана испуганно вцепилась в моё здоровое плечо; Танталь кинула на близнецов один только взгляд, но любой василиск лопнул бы от зависти.
— Всё
Я уже стоял. Голова кружилась, но не сладко, как вечером, а обморочно, муторно, вот-вот упаду…
Неужели эта царапина…
В темноте, залившей мои глаза, я успел разглядеть прищуренные глаза Ллариса.
Чернильница на широком столе.
Густые чернила… Я плодовый жучок… Я тону в черноте… Сверху опускается крышка… Я насекомое, я тону в чернилах…
— Ах так?!
Мрак перед моими глазами лопнул, будто плёнка на воде. Я стоял на коленях, опираясь на меч, как на посох. Танталь держала Ллариса за волосы, рука её тряслась, и потому кинжал у бледного горла то и дело ранил кожу.
— Заклинать, тварь?!
Я тряхнул головой. «Никогда не имей дела с магами»… С полумагами, разумеется, тоже.
— Танталь, посмотри… — удивлённо сказала Алана.
Она стояла над раскрытым сундучком, и на ладони у неё лежало круглое зеркальце в медной оправе.
Мы бежали. Мы снова бежали; я сидел на козлах и молил Небо, чтобы не сломалась ось и выдержали колёса. Я не верил клятве, данной сквозь зубы, — хотя близнецы и поклялись своей Перчаткой.
Они клялись не преследовать нас. Колвин — тот и правда не выслал бы погоню, но вот Лларис…
— Н-но! Пош-шли!
Мы не стали нанимать нового кучера. Теперь нам ни к чему были лишние люди и лишние расходы; кроме того, ни один кучер не станет так погонять.
— Н-но! Впёр-ред!
В наследство от деда близнецы получили, в числе прочего, зрячее зеркало. В семье ходила легенда, что именно с его помощью дед вызывал на первое свидание бабку, свою будущую жену; предполагалось, что в руках мага эта вещь может видеть на большие расстояния и передавать весточки нужным людям. Близнецы пользоваться зеркалом не умели; Танталь конфисковала его, и, как я думал, зря. Теперь мне чаще приходилось оглядываться — не пылит ли нам вслед погоня?
Заложницу-перчатку мы оставили, как и было договорено, на перекрёстке. Попросту надели на сучок — и семипалая ладонь, казалось, приветственно махала нам вслед; мы свою часть договора выполнили. Выполнят ли близнецы?
— Н-но!..
Танталь верила, что с помощью нашего магического трофея ей удастся передать весточку Эгерту Соллю. Я знал, что и теперь, трясясь в карете, она пытается разглядеть в медной рамке лицо полковника. И отчасти достигает успеха: её собственное отражение действительно уплывает в сторону, от этого зрелища делается муторно и желудок поднимается к горлу, но на том дело и кончается, зеркало глядит серым бельмом, и Танталь, обессиленная и злая, откидывается на кожаные подушки.
К полудню я сбавил темп —
Мы расспросили встречного путника о ближайшей гостинице. Он обнадёжил нас, показав узловатым пальцем куда-то вдаль.
— Сменить тебя? — спросила Танталь.
Я хотел было отказаться — когда выяснилось, что раненая рука моя вопит от боли, а здоровая не в состоянии справиться с вожжами.
Усталые лошади едва переставляли ноги; я забрался в карету, лёг, стараясь не беспокоить раненную руку. Боль не даст мне уснуть. Ноги скоро затекут; может быть, выставить их в окно?..
— Ф-фу… — негромко вздохнула Алана, примостившаяся на сиденье напротив. И убрала со лба влажную прядь волос; я увидел, что у неё на коленях лежит всё то же круглое зеркало.
— Морочишься?
Она кивнула.
— И не выйдет… Зря мы… За этот «магический предмет» и трёх грошей не дадут… в лавке старьёвщика.
Алана пожала плечами: кто, мол, знает. Три гроша-то, может, и дадут…
— Ты спрашивала этих… братцев… не могли бы они снять Приговор? А если бы они соврали, что могут?
— Видно же, когда врут, — вздохнула моя жена, поправляя занавеску. — И потом… я так спросила, для очистки совести. С самого начала было ясно, что…
Она снова пожала плечами. Да, будь братья настоящими магами, мы не ушли бы из замка так просто.
— Дай…
Алана послушно отдала зеркало. Из медной рамы на меня глянул небритый, серый лицом разбойник с недобрым взглядом колючих глаз. Да-а, трактирщик не обрадуется, когда я спрошу его о ночлеге…
— Танталь никогда не забудет, — грустно сказала Алана. — Того, что было. У неё… ты знаешь… она ведь изменила Луару, она таскает на себе вечную вину… Она, мол, такая-сякая…
Да. Чего-то подобного я ожидал.
— Знаешь… Я не верю, что она изменила ПРОСТО ТАК. Должно быть что-то…
— Любовь? — Алана улыбнулась улыбкой мудрого скептика. Как бы желая добавить: «Мальчик, что ты знаешь о любви?»
Я сдержал смех, чтобы она не обиделась.
Мы с Аланой сладко сопели, свернувшись под одним одеялом; даже во сне жена боялась пошевельнуться, чтобы не задеть мою раненую руку. Вдоволь наплававшись по поверхности сновидения, я наконец-то нырнул вглубь — внезапный стук разбудил меня болезненно, резко, будто впивающаяся в тело верёвка.
— Р-рогатая… судьба…
Я поискал глазами шпагу. Алана уже сидела в постели — с канделябром наперевес.
— Меня не пришиби, — пробормотал я, выбираясь из гущи одеял.
Ну, ночной пришелец, кто бы ты ни был…
Я отодвинул засов и рывком распахнул дверь.
— Я видела Эгерта, — сказала Танталь.
Она была полностью одета; в одной её руке вздрагивала оплывшая свеча, в другой она сжимала трофейное зеркальце.
— Я видела его… он… Я думаю, он меня услышал.