Скиталец
Шрифт:
— Зато на левом крыле мы тесним англичан!
Рот короля все время наполнялся кровью, которую он сплевывал, но, несмотря на обильное кровотечение, рана, похоже, мало беспокоила Давида. Он получил ее в самом начале сражения, когда стрела, пролетев со свистом над головами воинов и вырвав кусок из его щеки, вонзилась в подшлемник.
— А здесь мы будем их сдерживать, — сказал он сэру Уильяму.
— Джон Рэндольф мертв, — доложил ему сэр Уильям и, догадавшись по выражению лица короля, что тот не понял его последних слов, пояснил: — Граф Морей погиб.
— Что? — Давид заморгал, потом снова сплюнул кровь. — Погиб? Не ранен, не попал в плен? Погиб!
Еще одна стрела угодила в королевское
— Мы попросим архиепископа прочесть молитву над его могилой, а сами посчитаемся за Морея с этими ублюдками!
Приметив разрыв в переднем ряду своих воинов, он направил коня туда и, продвинувшись к каменной ограде, ударил поверх нее копьем первого подвернувшегося англичанина. Наконечник пронзил противнику плечо и оставил страшную рану, особенно сильно кровившую из-за того, что в нее попали обрывки кольчуги.
— Мерзавцы! — Король сплюнул. — Мы победим!
Люди, приведенные Дугласом, предприняли очередной натиск на каменную стену, но она устояла, и они отхлынули. Шотландцы и англичане по обе стороны от преграды оттаскивали убитых, чтобы расчистить место для новой отчаянной стычки.
— Мы удержим их здесь, пока наши не сомнут правое крыло англичан! — крикнул Давид Дугласу.
Но сэр Уильям, чей слух различал все оттенки шума битвы, уловил нечто новое. Последние несколько минут он слышал крики, вопли, бой барабанов и лязг стали, но к ним не присоединялся звон «струн дьявольской арфы», как именовал он тетивы английских луков. Теперь эти струны запели снова, и рыцарь понял, что хотя на поле боя наверняка и полегло сегодня множество англичан, но лишь немногие среди павших были лучниками. И вот луки Англии возобновили свою смертоносную работу.
— Не угодно ли совет, сир?
— Конечно, — отозвался король. Глаза его светились радостным возбуждением, хотя конь, раненный несколькими стрелами, нервно пятился назад от бушевавшей всего в нескольких шагах впереди схватки.
— Во-первых, я советую вам опустить забрало, — сказал сэр Уильям. — А во-вторых, отступить.
— Отступить? — переспросил король, не веря своим ушам.
— Именно, — подтвердил Дуглас, и его голос прозвучал жестко и уверенно, хотя сам он едва ли смог бы обосновать, почему дал такой совет. Это было, черт побери, не более чем предчувствие, вроде того, что посетило его в тумане на рассвете, однако сэр Уильям понимал, что интуиция его не подводит. Лучше всего было сейчас начать отступление и отступать, не останавливаясь, до самой Шотландии, где есть крепкие замки, способные выдержать шквал стрел. Но как объяснить все королю? Не распинаться же насчет закравшихся в сердце страха и дурного предчувствия! В устах другого человека это сочли бы проявлением трусости, но никто никогда не посмел бы обвинить в трусости сэра Уильяма Дугласа, рыцаря из Лиддесдейла.
Король, приняв этот совет за неудачную шутку, лишь хмыкнул.
— Но мы берем верх! — сказал он сэру Уильяму. — Или, может быть, нам угрожает опасность справа?
— Нет, там все спокойно, — ответил Дуглас. — Если англичанам вздумается пойти в атаку на правом фланге, они угодят в ту же самую чертову теснину, в которую попали мы. С тем же результатом.
— Ну вот, а на левом фланге мы их сомнем! — воскликнул король, натягивая поводья, чтобы отъехать. — А ты «отступить»! Мы победим!
Взяв у кого-то из свиты полотняную тряпицу, он просунул ее между щекой и шлемом и, пришпорив коня, поскакал позади строя на восток. Поскакал, чтобы возглавить победоносное крыло шотландцев и доказать всем, что он достойный сын великого Брюса.
— Святой Андрей! — восклицал король, хотя рот его был полон густой крови. — Святой Андрей!
— Дядя, ты и правда думаешь, что нам нужно отступить? —
— Ты так считаешь, Робби? — Сэр Уильям прислушался к музыке луков. — А зря. Лучше почитай молитвы, малыш. Вспомни все молитвы, какие только знаешь, и попроси Господа, чтобы он позволил дьяволу забрать этих проклятых лучников к себе в ад.
Сэру Джеффри Карру со своими людьми выпало стоять во время боя на левом крыле английской армии, где шотландцы угодили в смертельную ловушку, и теперь его немногочисленные ратники рыскали по лощине в поисках пленников, за которых можно содрать выкуп. Вид шотландцев, попавших в западню и погибавших под стрелами, вызывал у Пугала хищную, злобную усмешку. Какой-то дикий горец, чей толстый плед был истыкан стрелами (одна даже застряла во всклоченных волосах, а другая — в густой бороде), оказался настолько преисполнен клокочущей ненависти, что рвался вперед, невзирая на многочисленные раны, каждая из которых была ли едва ли не смертельна. Стрелы сбивали его с ног, но горец, истекая кровью, поднимался снова и снова. Он находился уже в пяти шагах от англичан, когда сэр Джеффри так ловко взмахнул своим хлыстом, что вырвал ему левый глаз из глазницы, словно орех из скорлупы. Возможно, дикаря не остановило бы и это, но выступивший вперед небрежно взмахнул топором и раскроил ему череп. Пугало свернул хлыст и потрогал влажный железный коготь на его конце.
— До чего же я люблю сражения, — сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Когда атака шотландцев захлебнулась, он увидел среди груды мертвых тел богато разодетого, носившего голубой и серебристый цвета шотландского лорда и искренне пожалел о его смерти. Совершенно искренне. С покойника ведь выкуп не содрать, и, отдав Богу душу, этот шотландец лишил Пугало возможности заполучить целое состояние. Памятуя о долгах, сэр Джеффри велел своим людям хорошенько обшарить лощину, чтобы обобрать покойников, добить раненых, а также поискать пленника, способного заплатить хотя бы мало-мальски приличный выкуп. Его лучников уже направили на другой фланг, но ратники остались и сейчас искали, чем бы поживиться.
— Живее, Попрошайка! — командовал Пугало. — Смотри как следует! Забирай все стоящее и ищи пленников. Да не кого попало, а джентльменов и лордов. Правда, какие, к черту, в Шотландии джентльмены! — Последнее замечание показалось Пугалу настолько остроумным, что он расхохотался, сложившись пополам и едва выговаривая сквозь смех: — Джентльмены в Шотландии, а? Вот умора! Шотландские джентльмены! — повторил он и тут увидел молодого монаха, смотревшего на него с беспокойством.
Монашек был из числа людей приора, которые разносили снедь и эль для воинов, и дикий, злобный смех сэра Джеффри вызвал у него тревогу. Внезапно смех оборвался. Пугало воззрился на монаха, широко раскрыв глаза, а потом молча выпустил из руки кольца кнута. Не произведя ни звука, мягкая кожа развернулась, после чего сэр Джеффри совершил резкое движение правой рукой, и кнут петлей захлестнулся вокруг шеи молодого монаха. Пугало дернул за рукоять.
— Подойди-ка сюда, малый, — приказал он.
Рывок, и монах, уронив и рассыпав хлеб и яблоки, которые нес, оказался рядом с лошадью сэра Джеффри. Тот свесился с седла, так, что монах мог чуять его зловонное дыхание, и прошипел:
— Послушай, ты, хренов святоша! Если не скажешь мне правду, я отхвачу то, что тебе не нужно и что ты используешь только затем, чтобы мочиться, и скормлю это свиньям. Ты понял меня, малый?
Перепуганный монах лишь кивнул.
Сэр Джеффри обернул петлями хлыста шею молодого человека еще раз и хорошенько затянул, чтобы тот как следует усвоил, кого надо слушаться.