Скиталец
Шрифт:
— Вот, — Лара протянула кувшин Гэри.
Его брови приподнялись.
— Нет. Мы не можем принять это.
Позади него Кейт прикрыла рот рукой.
— Пожалуйста, просто возьми, — она крепче сжала ручку. На улице было по меньшей мере с десяток других людей, которые, вероятно, обменяли бы на это еду, но кому это было нужно больше, чем этим двоим? — В знак благодарности. За все, что вы оба для меня сделали.
Глаза Кейт наполнились слезами, когда Гэри нерешительно принял подношение. Лара проигнорировала укол сожаления, когда отпустила его, занятая тем, что снова закрывает рот и нос салфеткой. — Будьте осторожны.
— И ты, — сказала Кейт
Лара ушла, чувствуя странную тяжесть, несмотря на пустые руки.
Ее дом стоял на северной окраине человеческих трущоб. Только широкая дорога — грунтовая и гравийная, с торчащими из нее в разных местах длинными ржавыми рельсами, — и Стена отделяли ее от района Ботов, где уже загорались огни. Если бы у них были средства, она бы давно убедила Табиту переехать как можно дальше от стены.
Лачуга Лары, как и все остальные, была сделана из различных материалов. Основание было кирпичным, собранным из соседнего здания, которое рухнуло, когда Лара была маленькой. Деревянные доски, из которых были сложены стены, были взяты из того же места. Сверху он был покрыт куском листового металла. Ей всегда нравилось слушать, как дождь и песок барабанят по крыше во время грозы.
Колокольчики, висевшие у входа, зазвенели на ветру. Она использовала тонкие, но прочные лески — леску для рыбалки, как сказала Табита, хотя Лара не знала, что поблизости есть рыба, — чтобы подвесить разномастную коллекцию ложек, вилок, ножей и ключей к металлическому кольцу. Музыка, которую они создавали, была случайной, но в поселении больше ничего подобного не было. Она была удивлена, что их не украли на металлолом; вероятно, потому, что никто не хотел долго находиться в тени стены.
Она отодвинула дверь в сторону и вошла, бросив сумку на свой поддон. Прикрывая дверь, она оставила щель; немного больше воздуха помогло бы избавиться от дневной жары.
Сняв с головы повязку, она бросила ее в стопку запасной ткани и застонала от ощущения прохладного воздуха на своей коже. Она вытащила заколку из волос и распустила косу. Распустив волосы, она провела по ним пальцами, закрыв глаза и массируя кожу головы. Несмотря на то, что она была прикрыта, грязь проникла внутрь. Если бы вода не была такой драгоценной, она бы ополоснула волосы.
Глубоко вздохнув, она открыла глаза и опустила руки.
Она пересекла маленькую комнату, развязала пояс на талии и достала фарфоровый осколок и свою потрепанную металлическую зажигалку. Последняя была одной из ее самых ценных вещей, которую она не хотела обменивать. Топливо было достать нелегко, но легкий доступ к огню не раз спасал Лару и Табиту в суровые зимы.
Хотя тени в доме сгущались, и она легко нашла свой фонарь; он всегда был на одном и том же месте. После нескольких попыток зажигалка вспыхнула, и она подожгла фитиль, наполнив хижину мягким оранжевым свечением. Простой фонарь — всего лишь стеклянная емкость с небольшим количеством масла и фитилем через крышку — был одной из ее единственных предметов роскоши. Вероятно, она пользовалась им слишком часто, но он горел медленно и гарантировал, что ей не придется оставаться одной в темноте.
Вернув зажигалку на место, она снова изучила фарфор, повертев его в руке. Она провела по рисунку кончиком пальца, восхищаясь тем, как извилистые линии соединялись, создавая нечто такое красивое. Какой цели это служило? Никакой. Оно просто… было. Как и многие найденные ею остатки старого мира, это украшение не имело ценности и не выполняла свою изначальную роль.
По какой-то причине такие
Она положила осколок на самую верхнюю полку своего маленького чемоданчика, среди других бессмысленных безделушек, которые она собирала годами, — всех предметов, которые не стоили ничьего времени, чтобы их украсть. Они радовали глаз Лары, и этого было достаточно.
Когда она отвернулась от своих сокровищ, чтобы посмотреть на остальную часть своего дома, то вспомнила, как мало она сегодня сделала. Там был жалкий поддон, на котором она спала, и деревянный ящик рядом с ним с ее немногочисленной одеждой. Голод вернулся, терзая ее внутренности. Здесь не было еды.
Даже пустоты в животе было недостаточно, чтобы отвлечь Лару от истинной пустоты внутри нее. Она была одна. Табита была ее единственным другом, ее единственной семьей. Ее старшая сестра, мать, лучшая подруга. Табита направляла Лару, учила ее, утешала. И теперь… Теперь у нее никого не было.
У нее ничего не было.
С вскриком разочарования она села на прочный ящик и стянула поношенные ботинки. Встав, она подняла ящик, засунула под него свои ботинки и с грохотом поставила его обратно. Долгое время она сидела сгорбившись, тяжело дыша и ковыряя пальцами деревянные доски. Ее тело сотрясалось от усилий сдержать слезы. Слезы ничему не могли помочь. И уж точно не принесли бы ей еды.
Снаружи послышался мягкий звук колокольчика, перекрывший постоянный гул ветра. Мышцы Лары расслабились, когда музыка прогнала ее печаль и разочарование. Гнев помог бы не больше, чем слезы.
Она закрыла глаза и прислушалась к музыке, вызывая в уме мелодию. Ее тело раскачивалось в такт нотам. Она не могла утолить свой голод, но могла ненадолго освободить разум.
Лара напевала, звук наполнял ее грудь и поднимал сердце. Встав, она подняла руки и запустила пальцы в волосы. Она покачивала бедрами в такт ритму в голове, позволяя музыке увлечь ее. Позволяя забыть.
Она слепо шагнула вперед, в глубине души точно зная, где что находится внутри лачуги. Поношенная ткань юбки касалась ее ног, перекручиваясь и раздуваясь от ее движения. Ночной воздух ворвался в дверной проем, лаская ее раскрасневшиеся щеки быстрым, мимолетным поцелуем.
Лара танцевала, ни разу не открыв глаза в страхе, что ее оторвут от грез и утащат обратно в мир голода, разврата и пыли.
Глава Вторая
Ронин присел, прижимаясь спиной к перевернутому автобусу. Грязь, скопившаяся вокруг и внутри него, остановила бы пули, выпущенные двумя опустошителями, но это был только вопрос времени, когда они обойдут его с флангов и сведут на нет его прикрытие.
— Твое спасение, скиталец по Пыли! — крикнул один из них, его голос был наполнен цифровым потрескиванием. — Это наше, независимо от того, прикончим мы тебя или нет!
Значит, по крайней мере, один синт. Даже если они оба были ботами, их первые выстрелы пролетели мимо, что означало, их работу не на пике возможностей. Ронин тоже был не в лучшей форме, после стольких лет, проведенных в Пыли, но его оптика все еще была полностью исправна.
У опустошителей было только три основных пути нападения, если бы они решили атаковать — по обе стороны автобуса или через верх. Процессоры Ронина запустили имитацию для всех трех вариантов. Несмотря на ограниченные пути, существовало бесчисленное множество возможных вариаций, и ни одна из них не могла привести к минимальному личному ущербу.