Скиталец
Шрифт:
Ронин снял перчатки, защитные очки и маску, засунул их подальше и выудил ключ из кармана. Отперев дверь, он проскользнул внутрь.
Его оптика автоматически включила режим ночного видения, когда он закрывал за собой дверь, но что-то в ее использовании казалось неправильным. Он отменил это действие и вместо этого включил верхний свет.
Он прислонил винтовку к стене и уже снимал рюкзак, когда краем глаза заметил Лару и поднял голову.
Она сидела на третьей ступеньке снизу. Дуло пистолета в ее руке было зияющей черной пастью, раскачивающейся
— Я так зла на тебя прямо сейчас, что мне следовало бы пристрелить тебя, — сказала она таким же дрожащим голосом, как и ее рука. — Как ты мог уйти, не сказав ни слова?
Ничто не мешало ей нажать на спусковой крючок. Хотя это и маловероятно, был даже шанс, что она попадет ему в оптику и нанесет значительный ущерб. Почувствует ли она себя от этого лучше?
— Я не хотел прощаться. Это подразумевает безоговорочную завершенность, которая, казалось, совершенно неуместна.
С тяжелым, прерывистым вздохом она опустила пистолет, направив дуло в пол.
— Что ты со мной делаешь? Я даже не могу продолжать злиться на тебя, — она отвела взгляд, опустив голову.
— Это потому, что я вернулся на день раньше?
Она ухмыльнулась и встретилась с его взглядом.
— Возможно. Не смог удержаться, да?
Ронин не мог определить блеск в ее глазах, но это придавало живости ее лицу.
— Очевидно, нет, — ответил он. Истина сильно поразила его; он не мог держаться от нее подальше. После спора о продолжительности своего путешествия, заявив, что трех дней едва хватит, он был тем, кто сократил его.
Он бросил свой рюкзак на пол рядом с винтовкой. Тот приземлился с тяжелым металлическим лязгом, и от ткани поднялось небольшое облачко пыли.
— Ты не шутил, когда сказал, что Пыль останется с тобой.
— Это не единственная вещь в мире, но она пронизывает все.
— Я все еще не понимаю, о чем, черт возьми, ты говоришь большую часть времени, — сказала она, приподняв уголок рта. Дразнясь. Это правильное слово? — Иди и приведи себя в порядок.
— Лара…
— Пока нет.
— Я должен…
— Иди приведи себя в порядок, а потом расскажешь мне все подробности. С тех пор, как ты ушел, мой гребаный череп изнывал от скуки, и теперь вдобавок ко всему у меня болят кончики пальцев.
Она легко поднялась, потянулась и пошла вверх по лестнице. Ронин наблюдал снизу за мягким покачиванием ее бедер. Он должен потребовать, чтобы она остановилась и выслушала его.
Вместо этого он последовал за ней наверх. Она вошла в его комнату, прямо к его кровати, и Ронин замер. Что она делала? Почему, учитывая то, что ему нужно было ей сказать, его желание к ней усилилось?
Лара остановилась перед сундуком, положила пистолет и вернулась в коридор.
— Это не очень вкусно, но я кое-что приготовила для тебя. Это на твоей кровати, — она подняла пальцы, чтобы показать ему крошечные порезы на их
Он повернул голову, когда она проходила мимо него, провожая ее взглядом по направлению к ее комнате, не в состоянии сформировать связное предложение. Почему он не мог просто сказать ей?
Смерть была частью мира; она всегда была и всегда будет. Скольких людей, из плоти или металла, он видел, застывшими навсегда? Это был неправильный вопрос, который следовало задавать самому себе.
Табита и синт входили в 115.299 человек, по крайней мере, с момента его пробуждения. Многие из них были уже мертвы или деактивированы задолго до того, как Ронин нашел их, но они остались в его памяти, как постоянные напоминания о неумолимой природе мира.
Он знал, что их было больше — миллионы — погребенных в Пыли, скрытых в руинах. Он знал, что было еще больше, до наступления «Отключения», запертых в его недоступных воспоминаниях.
Войдя в свою спальню, он включил свет и разделся. Его пальцы затекли, когда он расстегивал молнии и пуговицы, а взгляд переместился сначала на пистолет на груди, а затем на кровать. Одеяла были смяты, как будто Лара лежала на них, пока его не было. Поверх одной из подушек была расстелена рубашка из серой ткани, которую он подарил ей перед отъездом.
Ронин провел рукой по ямочкам на постельном белье. Как она выглядела в его постели? Каково было бы оказаться здесь вместе с ней? Его процессоры могли встроить ее изображение в сцену, но это никогда не могло сравниться с реальностью.
Нет. Не сейчас, не тогда, когда он был покрыт Пылью и нес такие ужасные новости.
Он зашел в смежную ванную и принял душ, используя тряпку, чтобы стереть грязь с кожи. Пар клубился вокруг него, когда он скреб под ногтями. Его датчики зарегистрировали температуру воды — сто десять градусов по Фаренгейту, — но это была просто цифра. Несколько недель назад Табита тоже была бы просто другой цифрой. Сто пятнадцать тысяч двести девяносто восемь. Это было до Лары.
Лара была ключом. Причина, по которой Табита была больше, чем цифрой, больше, чем безымянным лицом. Благодаря Ларе — Табита стала личностью, и она любила кого-то, и была любима в ответ. Ее смерть что-то значила.
Каждая смерть имела значение, независимо от того, понимал он это или нет.
Выключив воду, он вышел из ванны, вытирая влагу с кожи полотенцем. Он остановился перед зеркалом и стер запотевшие капли. Его лицо не изменилось. Никаких признаков горя, никаких признаков тягот, которые причинила ему Пыль.
Он зашел в спальню и натянул чистые брюки, прежде чем взять рубашку, сшитую Ларой. На ней были неровные строчки, неровные разрезы и крошечное пятнышко возле левого плеча, которое, вероятно, было ее кровью. Каким-то образом эти недостатки сделали рубашку более привлекательной.