Скитания
Шрифт:
Полученное из дома известие о смерти преподавателя географии Куле от паралича сердца очень огорчило Гербера. Этот человек с ясным умом, богатырского сложения, был самым любимым учителем Герхарда.
Что же говорил Куле о Северной Франции? Там жили бретонцы — это, собственно говоря, кельты, которые происходили не от французов, а, скорее всего, от ирландцев и шотландцев. Говорят, что в Бретани до сих пор есть старые люди, которые не знают ни одного слова по-французски. Герхард сожалел, что с ним нет Хельмута Коппельмана, который определенно собрал бы массу материала об этой стране и ее людях. Теперь Герхарду представлялась возможность сделать все это
Удачливые пираты пользовались большим почетом у своих сограждан, так как они приносили городу большой доход. Самым знаменитым пиратом был Робер Сюркуф, который при Наполеоне служил на флоте и занимался каперством. В гимназии Гербер с большим интересом слушал рассказы о Сюркуфе. Здесь, в Сен-Мало, Герхард увидел поставленный недалеко от крепостных ворот памятник этому человеку.
В каждой главе книги давалось подробное описание национальной кухни разных стран и известных городов мира, и это заинтересовало Герхарда больше, чем помещенные в ней исторические сведения. Он прочел, что Бретань являлась раем для любителей рыбы, устриц, омаров, лангустов и прочих деликатесов, о которых юноша знал только понаслышке. Сен-Мало славился тюрбо — жареной камбалой, приготовленной с пикантным грибным соусом. У Герхарда потекли слюнки.
В следующее увольнение Гербер уговорил Альтхофа и Шабе пойти с ним поесть. На этот раз даже Герд Кноп присоединился к ним. Они наугад переступили порог одного из многочисленных ресторанчиков. Гербер решил блеснуть своими новыми знаниями и заказал тюрбо.
— Хорошо, — вежливо согласилась официантка, — хотя у нас сейчас нет камбалы, но это можно устроить. Придется только подождать.
Через некоторое время она поставила на стол черный хлеб, нарезанный ломтиками, и ротвейн. Хлеб был черствым и затхлым. Точно таким же хлебом кормили их на корабле.
— Раньше во Франции ели только белый хлеб, — сказала, извиняясь, официантка. — Ничего не поделаешь, война!
Наконец она принесла камбалу, а затем очень быстро и умело разрезала ее. Блюдо действительно было изумительно вкусным. Правда, и цена оказалась изумительно высокой. Герберу пришлось истратить половину своего месячного денежного содержания.
— Ничего! — воскликнул Альтхоф. — Прежде чем отправиться на дно, должны же мы хоть что-нибудь получить от жизни!
Эти слова потрясли Гербера. Погибнуть? Умереть? Он никогда не думал об этом.
Вечером, когда закончилось увольнение, команду построили на поверку. Отсутствовал Хансен. Где он мог запропаститься? Он ушел совершенно один в направлении городской окраины. Запросили штаб соединения и получили ответ, что ефрейтор машинного отделения Хансен задержан полевой жандармерией.
Задержан? Гербер не понимал этого. Ведь Хансен никогда не затевал драк, действовал всегда осмотрительно. На следующее утро на борту тральщика появился представитель военно-морского суда. Он запретил всем покидать корабль и стал по одному допрашивать членов команды. «Кто лучше всех знает Хансена? Куда он ходит при увольнении на берег? Какие заведения предпочитает? Берет ли деньги в долг? Хватает ли ему денежного содержания? Занимается ли он продажей вещей или продуктов питания? С кем общается?» — беспрестанно сыпались
Обер-ефрейтор Хансен вернулся на корабль несколько дней спустя и рассказал о том, что с ним произошло. Он заметил за собой слежку и, чтобы удостовериться в этом, решил обойти один и тот же квартал раз пять. Такое поведение Хансена показалось преследовавшему подозрительным, и он приказал арестовать обер-ефрейтора. Несмотря на все угрозы, Хансен твердил одно и то же — он хотел только совершить небольшую прогулку.
Командир соединения одобрил арест Хансена и заявил, что это было сделано для профилактики. Высокое начальство было вне себя от ярости от того, что искусно организованная слежка опять не дала никаких результатов.
Команде запретили увольнения на берег. Никто на корабле не возмущался по этому поводу. Гербер тоже реагировал спокойно. Еще на Денхольме он познал, что несправедливость и издевательства являются неотъемлемой частью военной службы.
Гнев командира соединения обрушился не только на Хансена. Он вызвал к себе Хефнера и крепко отыгрался на нем, назвав его мягкотелым офицером, который совсем не заботится о своем корабле. В этом шеф был несомненно прав.
После такого разгона Хефнер стал напряженно размышлять над тем, что же надо сделать, чтобы начальник изменил свое мнение о нем. Прежде всего он решил поменять место стоянки корабля с таким расчетом, чтобы начальник соединения мог наблюдать за ним из окон своего кабинета. С помощью начальника порта, которому Хефнер подарил бутылку шнапса, эту задачу удалось решить сравнительно легко. В тот же день, когда был вручен шнапс, корабль отбуксировали к новому месту стоянки.
На следующее утро Хефнер назначил учения. Он до малейших подробностей продумал порядок предстоящих действий команды. Узнав об этом, Шабе симулировал острую зубную боль и своевременно улизнул на берег. Всем же остальным членам команды пришлось много потрудиться, действуя в соответствии с вводными командира.
— Попадание в носовую часть! Три человека тяжело ранены!.. — громко раздавался голос Хефнера. — Через пробоину поступает вода! Задраить водонепроницаемые переборки! Поврежден артиллерийский элеватор боезапаса! Появился дым в артиллерийском погребе! Пожар в баталерке! Температура поднялась свыше шестидесяти градусов.
Обливаясь потом и проклиная все на свете, матросы ликвидировали течь, надевали кислородные изолирующие приборы, эвакуировали раненых, выносили тяжелые ящики с боеприпасами в безопасные зоны.
Хефнер с удовлетворением поглядывал на офицеров штаба, с интересом наблюдавших за ходом учения, которое продолжалось уже четыре часа. Все шло нормально.
Правда, команда от усталости валилась с ног. Но вот поступила вводная: «Торпеда с правого борта!» Альтхоф схватил мегафон и громко прокричал:
— Приготовить кранцы по правому борту!
Все прыснули от смеха, поскольку даже непосвященному было ясно, что с помощью сплетенной из каната подушки нельзя предотвратить взрыв торпеды. Риттер же, вопреки всему, принял команду всерьез и выбросил кранец по правому борту. Это вызвало еще больше смеха. Хохотал даже Кельхус. Продолжать дальше тренировку было бессмысленно, и он подал сигнал приступить к приборке помещений.
Командир корабля вызвал к себе Альтхофа и Риттера. Первому он дал семь суток ареста, второму — трое суток. Альтхоф воспринял это наказание совершенно спокойно. Риттер же был в отчаянии и сетовал: