Скитания
Шрифт:
— Ники, — вполголоса позвала она, и с высокого стула тут же соскользнула светловолосая девушка и подошла к Герберу.
Она должна была чутко, как рысь, прислушиваться к разговору, иначе не услышала бы тихого зова. Гербера поразила железная дисциплина, с какой девушки подчинялись своей хозяйке.
Мадам быстро познакомила их: Жерар и Доминика. Доминика была очень привлекательна. Черное платье выгодно облегало ее фигуру, волосы падали на плечи легкими волнами.
Мадам помогла Герберу выбрать бутылку шампанского. Затем Жерар и Доминика прошли в верхний этаж. Пожилые господа,
Будуар был обставлен в стиле рококо — много белого и золота. Кельнерша принесла шампанское в комнату. Здесь вообще было намного приличнее, чем в «Моряке».
Ники ловко открыла бутылку. После первого бокала она села Герберу на колени, после второго стала раздеваться. На ее платье была длинная застежка «молния», что оказалось очень удобным.
На ватных ногах незадолго до полуночи Гербер вернулся на корабль. Он стал беднее на сто марок и богаче на сто ощущений. Мадам оказалась права, когда говорила, что Доминика способная девушка, только слишком утомляет пожилых.
— Судно на румбе 300 градусов!
Тревога вырвала команду из полусна. Все вглядывались в черную воду. Торпедные катера? Плавучий буй? Обломки корабля? В темноте легко ошибиться.
С мостика выстрелили красными и зелеными ракетами. Замеченное судно должно было дать опознавательный сигнал. Люди за орудиями с нетерпением ожидали ответа, но напрасно.
На сигнальной палубе зажегся прожектор. Внезапно вспыхнувший яркий луч на несколько секунд ослепил команду. На воде все еще ничего не было видно. Лучом стали водить медленнее, и показался маленький плот — побелевшие бревна четко выделялись на черной поверхности воды.
Рау, осторожно маневрируя, подвел корабль к плоту. На нем находилось два тела, накрепко привязанные веревками и кожаными ремнями. Спасать было уже некого: от тел осталась только оболочка. Тем не менее Рау приказал поднять плот на борт. Когда матросы попытались освободить трупы от задубевших ремней, тела распались на куски, как гнилое дерево. В свете карманных фонарей были видны извивающиеся длинные черви, которые кормились за счет покойников.
Установить, кто были эти мертвецы и к какой нации они принадлежали, было невозможно. Недели или месяцы их носило на этом плоту, может, они даже пересекли Атлантику.
Гербер отвернулся. Только теперь он понял, как милостива была смерть к его другу Хайнцу Апельту.
Перед входом в гавань случилась беда. При подъеме тяжелого буя сломалась стальная стойка, скобы не удержали буй, и он скрылся в бурлящей воде. Глубина в этом месте достигала двадцати метров, и поднять буй можно было только с помощью водолазов. Но это привлекло бы ненужное внимание.
У командира начался приступ ярости, который Гербер оценил в девять баллов. Несчастный боцманмаат шлюпки, который отвечал за этот злополучный маневр, понуро стоял перед командиром и видел себя уже в штрафных ротах. Было ясно, что не обойтись без составления докладной записки и акта о потере. Высокие начальники прочтут эти бумаги и еще долгое время при
Эти нежелательные последствия и имел в виду Рау, когда вызвал Гербера. Почти приветливо он сказал:
— Докладную положено писать через два дня. Посмотрите, нет ли возможности как-нибудь избежать всей этой писанины. — В переводе на обычный язык это значило, что фенриху предлагалось каким угодно способом раздобыть новый буй.
Гербер не пришел в восторг от поручения, тем более что лейтенант Адам был в отпуске. Теперь мог помочь только один человек — ефрейтор Зайдель.
Зайдель был ловкач. Родом из Дрездена, он говорил на невозможном саксонском диалекте, вел какие-то темные дела и всегда был при деньгах. Поскольку он при случае оказывал командиру разного рода услуги, тот смотрел сквозь пальцы на некоторые нарушения им правил внутреннего распорядка.
Только Гербер решил позвать ефрейтора в штурманскую рубку, как Зайдель сам открыл дверь, небрежно отдал честь и оказался перед Гербером. Инстинктом дельца он угадал ход событий: командир захочет всеми средствами скрыть неприятное происшествие, он поручит это дело Герберу, и Гербер, конечно, вызовет его, Зайделя.
Зайдель предложил обширный план. У кого-нибудь наверняка есть лишний буй.
— Зачем нам две надувные лодки, если одна из них лишняя? А еще у нас от последней инспекции остались три канистры краски!
Гербер обещал ему три свободных дня. Он прекрасно понимал, что Зайдель обделает за это время кучу собственных делишек. Но на это придется пойти, лишь бы раздобыть буй.
Уже в полдень Зайдель сообщил, что в соседнем отряде есть подходящий буй. У них, правда, хватает корабельной краски и надувных лодок, но зато нет тросов.
Через два дня многоступенчатый обмен был завершен. Новый буй доставили в вечерние сумерки. Прежде чем поднять его на борт, боцманмаат собственноручно выбрал самую крепкую скобу.
После этого случая Рау проникся ничем не обоснованной уверенностью, что его фенрих Гербер обладает удивительными организаторскими способностями.
Гербер с нетерпением ждал писем от Хельмута Коппельмана. Пока пришли два письма, оба из Лориана. Хельмут писал, что снова служит под началом капитан-лейтенанта Тиме и в скором времени должен выйти в море. С тех пор прошло несколько недель.
Зайдель, который всегда все знал, тайком сообщил Герберу новость: в последние месяцы погибло больше семидесяти подводных лодок, стало почти невозможно нападать на конвои.
— Не может быть, — возразил Гербер, — в начале мая мы потопили много кораблей у Ньюфаундлендской банки.
— Двенадцать, — понизил голос Зайдель, — и на каждый угробили по подводной лодке!
Герберту осточертел корабль. Зайдель совсем сбил его с толку. Ему надо было прийти в себя, поговорить с кем-нибудь.
Он решил зайти на свой прежний корабль. Обер-лейтенант Хефнер все еще был командиром, но уже не производил впечатления невозмутимого человека. К нему прибыл новый лейтенант, карьерист, бывший освобожденный фюрер в гитлерюгенде.