Склеп Хаоса
Шрифт:
Маг засвистел и безмятежным взором уставился на потемневшие балки потолка.
– Никто не мог одержать верх в той давней битве. Я не хотел тебя убивать; у тебя не хватало умения и решимости убить меня. Я пытался докричаться до твоей души и заставить прекратить этот никому не нужный бой, но ты не слышал. Тогда я решил: будь что будет, пусть я не верну похищенное и утерянное, но я накажу тебя. Это было моим правом и моей обязанностью, как твоего наставника.
– И вы переставляете, что сделала эта ящерица? – Раэн неожиданно отлепился от косяка и попытался возмущенно взмахнуть руками, но забыл о стягивающей их веревке. – Нет, я вас спрашиваю: разве можно так поступать с людьми? Убиваешь – так убей, все правильно
– Ты не можешь умереть, – сообразил Маэль, и ему на миг стало холодно и жутковато. – Но и жить, как все остальные люди, ты тоже почему-то не можешь.
– Разумеется, не могу! – раздраженно согласился маг. – Дражайший потомок, у меня отобрали право прожить больше, чем до дня этого распроклятого сражения! Ты хоть сам понимаешь, что натворил, чудовище чешуйчатое?
– Что до меня, то я ничего не понимаю, – озадаченно признался Конан.
– Чего тут понимать? – Раэн, кажется, разозлился по-настоящему. – Отныне по милости этой твари я мог прожить на свете всего лишь тридцать лет! Половина из них бездарно тратилась на взросление и возращение памяти, а вторая половина – на лихорадочные попытки избежать нового круга безумной карусели! Снова и снова, раз за разом, и так – до сегодняшнего дня! Вам не кажется, что это немного чересчур?
– Пятьсот разделить на тридцать – это сколько будет? – невиннейшим голосом поинтересовался Ди Блайи.
– Шестнадцать, – мрачно ответил Раэн. – Вот скоро помру – и пойдет семнадцатый. Слушай, потомок, сделай одолжение – вызови меня на поединок, что ли… Хоть какая-то радость: пасть от руки человека одной крови с тобой…
– Спасибо, я уже с тобой один раз подрался, – вежливо отклонил лестное предложение Маэль. – Что-то больше не хочется. И, сдается мне, ты ведь нашел способ отмстить?
– Разумеется, нашел, – в словах Геллира прозвучала еле заметная гордость, и Монброн подумал: «Эти двое, конечно, называют друг друга врагами, но так ли это на самом деле? Или они просто хотят казаться врагами?» – Он всегда умел находить неожиданные решения. Когда он понял, какую судьбы я ему уготовил, он сделал свой ход…
– Превратил тебя в человека, – тихо сказала Агнесса.
– Одна из самых страшных вещей, какая может произойти с драконом, с настоящим драконом, – Геллир выделил слово «настоящим», – это утрата облика. Таких, как я, почти невозможно убить – мы ведь не животные, а духи в образе живых существ. Нас можно лишить внутренней искры – тогда мы перестаем существовать и превращаемся в нечто другое. Но этот человек, маленькое смертное создание, придумал, как заставить меня навсегда запомнить старую крепость. Он затолкал мою душу в тело человека и приказал: «Живи, как мы, люди! Рождайся, стремись к лучшему, страдай, люби, умирай – но всегда помни, что внутри тебя рвется на свободу крылатое древнее чудище. Равно или поздно оно вырвется, и ты успеешь только сказать „ах!“, прежде чем отправиться в долгую-долгую дорогу. О нет, это произойдет не сразу, а постепенно, и ты будешь разрываться между двумя половинками своей души, забывшими друг о друге и не имеющими сил ни соединиться, ни расстаться. Вот я посмеюсь, глядя на это! Но даже боязно представить, как будут смеяться те, что жили рядом с тобой, те, что стали для тебя что-то значить! И какая потом начнется развеселая охота, ведь человеку свойственно уничтожать то, чего он не понимает и боится. Только подумай, как уложить в людских головах мысль о том, что один из них на самом деле ужасный огнедышащий монстр? Разумеется, они не пожелают слушать ни единого твоего слова и приложат все усилия, чтобы ты больше не отравлял их бесцветную жизнь своим присутствием. Но не спеши радоваться, твоя смерть – это еще не конец. Потому что все повторится сначала!»
– Правда, я замечательно все продумал? – самодовольно осведомился у притихших слушателей Раэн. – Все в строгом соответствии
– Сволочь ты, – после некоторого размышления кратко отозвался Конан. – Маэль, нравится тебе это или нет, но я считаю, что твоему родственничку нечего больше тут делать. Он разливался, что не может помереть, вот и проверим, врал или нет. Веревку за ухо – и пошел прогуляться.
– А как же я… как же мы? – растерялась Агнесса, обводя всех жалобным взглядом маленькой девочки, заблудившейся в страшном лесу. – Ведь… ведь тогда Эван умрет… и Геллира тоже убьют…
– Погодите, погодите, – корсар жестом призвал общество к молчанию. – Я всегда верил, что можно исправить все, кроме смерти. Пока все еще живы, нечего спешить на кладбище. Ты, – он повернулся к магу, безнадежно дергавшему узлы веревки, оплетавшей его руки, – ты все это заварил, тебе и расхлебывать. Ни за что не поверю, что ты не знаешь способа, как прекратить эту свистопляску.
– Я, конечно, мерзавец, но не идиот, – фыркнул Раэн. – Будь у меня в руках средство спастись, неужели я давным-давно не пустил бы его в ход? Не-ет, это было мое лучшее заклинание и его нельзя повернуть вспять. Мне очень жаль, Агнесса, но к чему все эти слезы? Найдете кого-нибудь другого, желающих много…
– Почему бы тебе не попридержать язык? – зло спросил Маэль. – Или тебе доставляет удовольствие, когда все вокруг несчастны?
– Счастье, несчастье – это все, дорогой потомок, относительно и… Молчу.
В наступившей тишине кто-то осторожно поскребся в дверь и окликнул:
– Донна Агнесса, а донна Агнесса? Можно заглянуть на пару словечек?
– Входи, Бенни, – раздраженно отозвалась госпожа графиня.
Контрабандист аккуратно просочился в приоткрытую щель между створкой и косяком, осмотрелся, но сумел припрятать свое удивление и многочисленные вопросы поглубже.
– Я в городе был, – сообщил он. – Там шумят много. Повесить никого так и не удалось – все удрали. Даже этот тип, что с «Иньесты». Тут знающий народ прознал его личность. Он с Барахас. Верне, не то, чтобы совсем с Барахас, а около того. И потопленные корабли, похоже, его ручонок работа. Как угодил к Фаресу, так со страху решил свалить с больной головы на здоровую. Брякнул, селедочье племя, что якобы под Эваном ходит. А Фаресу только того и надо было. Кстати, ваши, господин капитан, люди с горожанами шемитов бьют. Дону Карбальо от всех этих хлопот прямо возле виселицы с сердцем нехорошо стало. Вас, госпожа Агнесса, звать изволит. Твердит, что виноват, мол, перед вами, что прощения попросить хочет… Большие деньги сулит тому, кто вас отыщет и его слова передаст.
– Иди в Дом на Холме и скажи дяде, что видел меня и все рассказал, – грустно попросила госпожа графиня. – Пусть расплатится. Но на мое скорое возращение пускай не рассчитывает.
– Правда? – обрадовался Бенни. – Можно? Так и сказать, что вы его паскудную рожу видеть больше не желаете?
– Ступай, – кивнула Агнесса. Бенни еще раз окинул комнату подозрительным взглядом и умчался. – Вот так. На моего дорогого дядюшку на редкость вовремя напало желание каяться и признаваться во всех ошибках. Только что мне теперь с того? – она вздохнула и замолчала, ткнувшись головой в колени.
– Рано или поздно всем нам приходится совершать ошибки и платить за них, – негромко проговорил Геллир. Маэлю показалось, что голос дракона становится все глуше и неразборчивей. Боги, ну неужели вы допустите, чтобы все так и кончилось – смертью человека, гибелью ящера и новым кругом безрадостного существования повздоривших когда-то ученика и учителя? – Но цена порой оказывается слишком высокой. Агнесса, пожалуйста, не плачь. Ты – самое дорогое, что у меня было и будет.
– Так нельзя, – упрямо сказал Монброн. – Я, конечно, ровным счетом ничего не понимаю в колдовстве, но так нельзя. Сделайте что-нибудь!