Склеп, который мы должны взорвать
Шрифт:
Безымянный знакомый Николая уже вовсю распоряжается. По его команде наши недавние спутники послушно отправляются внутрь дома.
— А ты опять во флигель пойдешь, — оборачивается распорядитель к поэту.
— Да, согласен.
— Твоего согласия никто и не спрашивает. Инструменты на прежнем месте.
Чтобы попасть во флигель, приходится обойти дом. А там уже рукой подать. Собственно, это небольшой домик на высоком фундаменте, когда-то, видимо, бывший двухэтажным. Теперь осталось полтора этажа. Крыша, разумеется, отсутствует. Ну, ничего, день нынче безветренный,
Поэт с деловитым видом стряхивает куртку и напяливает ее на себя. Обматывает шарф вокруг шеи так, что почти прикрывает себе рот. Поднимает с пола белесые перчатки.
— Ну что, будешь мне помогать?
Очень смешно.
— Я буду тебя вдохновлять на честный и благородный труд.
— Да, в самом простом труде есть нечто вдохновляющее, — на полном серьезе откликается он. — Знаешь, когда работаешь руками, голова свободна, и мысли в нее прилетают сами, легкие и радостные, искрящиеся. Или пусть даже не радостные, но удачные. Я за предыдущие дни примерно половину новой поэмы сочинил. Хочешь послушать?
— Немного попозже, — деликатно уклоняюсь я от предложения. — Как ты думаешь, зачем разрушают эти два дома? Они ведь еще вполне крепкие. Их бы слегка подновить и можно не тратиться на строительство.
Поэт пожимает плечами.
— Кто же знает, что на уме у хозяина участка? Он купил землю со всеми потрохами, решил строить новый дом. Здесь можно возвести целый замок, места хватит. В здешнем мире вообще не особенно бережно относятся к старине. А эти два дома стояли здесь с незапамятных времен. Еще до… как они называют… революции. Прежде тут жил владелец целой округи. Вернее, жил в большом доме, а здесь был домик для гостей. Или для слуг.
— Откуда такие сведения?
— В первый день с нами работали двое местных. Деревня рядом, взгляни.
Он машет рукой.
— Поднимись чуть выше, не бойся.
— Кто сказал, что я боюсь?
Действительно, вдалеке виднеются серые крыши. А справа — раскинулся берег реки, живописный обрыв. Такой простор… Флигель стоит на некотором возвышении, так что все просматривается отлично. Между деревней и дорогой, ведущей к реке — полуразрушенный храм, сквозящий огромными щелями. Когда-то он наверняка был изящным и красивым… Время и люди все портят.
— Деревенские день проработали, а больше мы их не видели, — продолжает поэт. — Как капля на язык попала, так все. Что за люди? Не понимаю я этого беспробудного пьянства.
Кто бы говорил.
— То есть, когда творец некоторое время таким способом подпитывает вдохновение, это нормально. Более чем нормально! — поправляется поэт. — Но во всех прочих случаях, оправданий нет.
Он натягивает перчатки и принимается за дело. Причем довольно уверенно и ловко. Вот уж не ожидал от него. Приставляет острый
— А в этом флигеле, — не очень разборчиво произносит поэт, уткнувшись в собственный шарф, чтобы не наглотаться пыли, — когда-то случилось убийство. Тоже местные рассказывали. Тебе не скучно?
— Пока нет.
— Жаль, что ты не материален. Был бы у меня напарник. Как считаешь, скоро мы отсюда выберемся? В смысле, не отсюда, а вообще из Города?
— Зависит от остальных. Собственно, не так уж и много цифр осталось набрать. Если, конечно, принять предположение волшебника. Я же тебе разъяснил вечером его догадки. Уже многие внесли свой посильный вклад. Ты, ведьма, палач, волшебник.
— Вот принца бы разговорить, — поддакивает поэт. — Хотя к нему сложно найти подход. В целом крайне интересная натура, я его даже в свою новую поэму вставил.
— Правда?
— Да. У него ведь такая поэтическая внешность. А то, что характер кошмарный, про это в поэме не обязательно упоминать. Принц меня не очень-то приветливо встретил тогда, в подвале. Но я зла не держу… Так хочешь послушать мою новую…
— Чуть позже! А как этот инструмент называется?
— Зубило, — охотно поясняет он, продолжая постукивать по кирпичной поверхности — Ну, тогда другое послушай…
Кирпич уже высвобожден от цементных объятий. Поэт подхватывает его на руки, стряхивает пыль и перебрасывает кирпич в угол.
В той бесконечности, где спрятан
Начальный смысл твоей судьбы
Нет ни погрешностей, ни пятен,
Все волшебство разрушил ты.
Каково? Это тоже ван Баастен. В те времена, когда я скитался по всяким поэтическим собраниям и квартирникам, часто декламировал его поэзию. Один перец сказал, что у него имя голландское. Случаются же подобные совпадения! В здешнем мире такая страна есть — Голландия. Звучит немного похоже на название модных пряжек для башмаков — голлэнд. Помнишь такие?
— Смутно. Название припоминаю, а как такие пряжки выглядят, забыл.
— До чего же странная у тебя память…
А вот это помнишь?
Оскаленный череп в хрустальном ларце
Вот все, что нашел он в роскошном дворце.
Там роскошь былая рассыпалась в прах,
Там смолкла живая…
Поэт промахивается, попадает себе по пальцу и замолкает. Однако не надолго.
— Какие рифмы, какой ритм! Восхитительно. Разве это не чудо — мы находимся в чужой стороне, говорим на другом языке и в то же время осознаем красоту поэзии Баастена. Это ли не волшебство? Но я никак не могу умом постичь природу этого явления.
— Пожалуй, не стоит и пытаться.
Хотя бы на некоторое время придержал язык. Мне гораздо больше нравится любоваться безмолвным простором за пределами дома.
— Я как-то перевел кусок этой поэмы на древнеаверхальмский. Перевод предельно точный, слово в слово. Не зря я так долго изучал древние рукописи в замке Зеленых созвездий. Хочешь послушать?
— Не то, чтобы очень.
Жаль, поэту согласия собеседника не требуется.
Эль фертум лаш, от хакен кредж,
Ан соллем боррен лак,