Сколько горя нужно для счастья?
Шрифт:
— В бой, не медлим! Прокричал я, а Гулливер решил мне помочь — Кто убьет больше всех, получит жопу Степаниды!
— Эй ты ахренел!? Степанида пожадничала…
— Старайся Степанида, приз на кону должен тебя замотивировать. Я поддержал шутку юноши.
— Все, кто отступит хоть на шаг, лично убью! Вот мой последний приказ.
Пока все делают вид что сражаются, Леопольд методично отстреливает тех, кто пытается взводить арбалет. Если бы не его прикрытие,
Люди бились насмерть, каждый возомнил себя берсерком, рубит мечем как кувалдой, один взмах прорубает тело с головы до ребер, кровь брызжет в глаза и щиплется. Самые умные открывают рот и ловят капли как снежинки, ведь калории нужно беречь…
Вижу в меня летит стрела… я бы уклонился сам, только Викентий мать его решил погеройствовать и налег на меня всем телом, за что и получил стрелу в зад. Я выдернул её и вытолкал его в мясорубку — Иди воюй! Я свой тыл сам прикрою!
Вот кто действительно вызывает гордость — это Дормидонт. Ему сказали убивать, и он прет напролом и убивает, да еще с таким выражением лица, будто просто отошел к речке ноги ополоснуть. Непробиваемый мужик. Причем в буквальном смысле, ему пытались копье вогнал в кишки, так он напряг пресс, и оно не вошло глубже двух сантиметров. После, он метнул камень в голову обидчика так, что он пробил череп насквозь, через отверстие, мы и встретились взглядом.
Герасим машет топором размером с дверь, будто держит в руках тростинку, каждый удар сопровождается брызгами крови, а когда махать надоедает, он бросает его и пропалывает ряды.
А вот кто не радует это Степанида… Дура редкостная… убила одного единственного и колотит по трупу в истерике.
— Эдуард успокой эту идиотку!
Вроде бы весело, жить можно, но кажется недолго… Я чувствую, что количество врагов только растет… Там позади еще караван, они были не одни… — Сколько же их!? Леопольд так часто натягивает тетиву, что указательный палец остался без мяса, в это же время Гулливер пропустил мощный удар по голове и машет мимо врагов, а Викентию ножом распороли лицо.
Выхода нет… Охх, как бы самому не подохнуть. Я как наркоман что из жадности выдавил себе лишние кубики из шприца, вытягиваю из организма последние силы на видоизменение. Конечности изменились, но ясно мыслить уже труднее…
Со звериным ревом я ворвался в самую гущу. В меня невозможно прицелиться, я прыгаю как зайчик туда-сюда и делаю легкий взмах рукой, чтобы голова противника отлетела полностью, или срезалась до половины, как у «почти безголового ника». Разница лишь в том, будет ли это фонтан крови, или она прыснет мне в лицо по прямой.
Я чувствовал себя одновременно богом, и жалкой пылинкой.
— Поддержим командира! Кондратий крикнул и малость
Мы мужчины, не важно в каком мире рождаемся, для того чтобы дружить и убивать друг друга! Вся нерешительность и зажатость превратилась в громоподобное — Ура! От такого напора враги содрогнулись, а коршуны над головой разлетелись от страха.
— Пока все бегут от смерти, вы бежите за ней! Я горд вами мои хорошие! Все словно играют в снежки, только вместо снега тут кишки, кусочки органов, скальп с лица и на худой конец — худые концы.
Иногда попадаешь туда, где никогда не был, но чувствуешь, что именно тут тебе самое место! Обстановка как в забойном цеху мясокомбината, всюду крики, вопли, стоны, мольбы… эту музыку сочинили для меня. Кровь смешивается с песком и превращается в грязь, мы готовы прыгать по ней, как дети по лужам.
Тело дрожит от удовольствия, ощущение, словно выпил литр конского возбудителя. Насилие… повсюду первоклассное, нетолерантное насилие. Я грызу, откусываю часть лица, ломаю ребра, выдираю сердце из груди, оно пару раз бьется даже когда снаружи… это интимнее и ярче чем секс.
Тут вообще нет принципов, никогда раньше не ощущал такого глубокого чувства отчужденности от самого себя и полного присутствия в мире. Вот он какой, божественный замысел, ты смотришь в глаза врагу, читаешь выражение лица и убиваешь… Господи, как же приятно убивать! Я решаю кому жить, а кому умирать. Это очень приятно! Я в раю и вокруг мои ангелы… даже в усмерть уставшие и покалеченные они, ползая по земле, зубами прокусывают шеи врагов.
Меригуан, вот в ком черти водятся, тоже мне добрячек… В бою он обезумел, словно в организме крови стало меньше, чем чистого тестостерона. Он хватает врага за ноги и размахивает им как дубиной, а когда ноги рвутся, он берет следующего. Жаль только, что у него две стрелы в районе печени торчат…
Моему мальчику Гулливеру отрубили кисти рук… но он держится молодцом и даже не думает отступать, пинает врага под зад и материться. А если вынести юмор за скобки, то дела дрянь… Викентий не может остановить кровь из рассечённой брови, Степанида лежит без сознания… а враги все не кончаются и не кончаются… Трупов перевалило за сотню…
И всем парадом заправляет лев. У него грива больше остальных… Это он мерзавец сломал ногу Эдуарду.
— Эй Герасим ты как?
— Плохо, в глазах темнеет командир…
— Отлично, ну раз ты в порядке, то давай хватай меня и как бумажный самолетик запусти в того льва.
— Да, командир… Он не промазал, я лечу как болванка снаряда!
— Ну здравствуй котик мой! Я уже был готов пробить ему грудную клетку, как в считанных сантиметрах ударился о невидимую стену и отлетел назад.