Сколько стоит ваше сердце?
Шрифт:
Пахло рядом с резиденцией резко и неприятно, но не только гарью, чем-то еще. Правда, что ли, так пахнут демоны?
Толпа качнулась и раздалась — появился Белый Хорек собственной персоной. Справа и слева шли двое жрецов и прокладывали ему дорогу с помощью ножен от мечей.
Народ зашумел, требуя объяснений, но Хорек глянул так, что даже у самых смелых языки во рту связало.
Пойти за военным комендантом города, схватить его за руку и потребовать ответа никто так и не решился. А зря. Потому что, отойдя на полквартала, Аорон, почти не разжимая
— Те олухи, которые трепались с парламентерами у ворот…
— Сидят под замком, — отчитался один из жрецов, — и случайные прохожие там же.
— Это хорошо, — кивнул Аорон, — никто не должен знать о воротах.
— Что говорить, если будут спрашивать об арке?
— Что это ловушка. Кто через нее пройдет — огнем сгорит. Зеркало… с ним точно — все?
— К сожалению, — жрец потемнел лицом, — восстановлению не подлежит. Других больших зеркал в Атре нет, и, подозреваю, наши враги знают об этом.
— Подготовь приказ о конфискации всех маленьких, на нужды обороны города. Я подпишу. Никто не должен знать о том, что произошло у ворот. Никто, — повторил Аорон, — Я не дам этим глупцам погубить свои души в ловушке ложного спасения.
— А… что будет с нами, магистр, как вы думаете? — решился второй жрец.
— Мы получим Небо, разумеется, — убежденно сказал альбинос, — миг огненного очищения краток, а после него нас ждет Облачный Сад. Это не горе, дети мои, это счастье, о котором можно только молить высшую волю.
— Может быть, хотя бы младенцев…
— Как раз их мы и должны уберечь в первую очередь, — глаза Аорона потемнели от гнева, — малыши… не знающие света веры, попадут в ряды слуг Оборотня. Их там развратят и дорога в Облачный сад для них навсегда закроется. Никому не слова, поклянитесь, братья!
Аорон и жрецы скрылись в здании городской управы, и не видели, как темная туча на мгновение накрыла город, а потом рассыпалась на сотни маленьких созданий страшноватого вида с головами и лапами отвратительных ящериц, но крыльями и хвостами прекрасных птиц.
Гонцов зачаровывал Эшери Монтрез, лично. Не полагаясь на благородство Белого Хорька и честность жрецов. У Кота вообще не было дурной привычки возводить здания своих планов на таком шатком фундаменте, как чье-то благородство и честность.
Поэтому добросовестные птицеящеры заглянули в каждый дом, каждое окно, сели на плечо каждому человеку в Атре, кто не носил метки жреца. В этот раз они не несли записок, с грамотностью в Империи было не очень… Зато они шептали: негромко и убедительно, в каждое ухо. Шепот носился по святому городу от окна к окну, от человека к человеку: "Атру сожгут на закате. Кто хочет быть спасен, должен выйти из города. С собой можно взять лишь то, что унесете на себе".
Ласти была дома, пыталась привести в порядок хотя бы спальню и гостиную, когда в окно влетела птицеящерка: не черная, как все остальные, а белоснежная, с отливом в синь. Увидев странного посланца, Ласти уронила чашку, которую держала в руках.
Звон осколков и
Птицеящерка переминалась с ноги на ногу, пытливо разглядывала девушку темно-синими, явно умными глазами и, казалось, чего-то ждала. Ничего не говорила — Ласти не сразу поняла, почему, а когда сообразила, хлопнула себя по лбу и назвала балбеской.
Гонец держал в клюве предмет.
— Это мне? Я должна взять?
Птицеящерка нетерпеливо кивнула.
Ласти осторожно приблизилась, готовая в любое мгновение сорваться и бежать. Протянула руку. На ладонь упало массивное золотое кольцо-печатка. С гербом, которого Ласти не знала. Да и откуда простой вдове воина знать гербовник Империи.
— Зачем оно? — с недоумением спросила девушка.
— Атра загорится с закатом, — мягко сказала птица. Голос был знакомым. Как будто он, ее Светлый, опять стоял рядом. Аласти даже глаза закрыла — так захотелось вспомнить его, всего, до малейших подробностей. Но у гонца было серьезное дело.
– Ты должна взять все, что сможешь унести и выйти до темноты через главные ворота. Обязательно через них — тех, кто попробует покинуть город другими путями, ждут стрелы. Когда окажешься в расположении армии, подойди к любому офицеру и покажи этот перстень. Ничего не бойся.
Сказав это, волшебная птица встряхнулась — и растаяла. Ее служба была исполнена.
В лагере творился локальный ад. Нужно было принять, накормить и разместить население почти целого города, ответить на кучу вопросов — и не сказать ничего лишнего. Младшие офицеры сбивались с ног, обозников припахали всех. Запасы крупы и солонины оказались под угрозой тотальной зачистки.
По ближайшим деревням срочно послали солдат с наказом привести, минимум, два десятка коров — маленькие дети нуждались в молоке.
— Сколько человек осталось в городе? — спросил Рамер Девятый.
— Чуть больше двух тысяч. Все — благословенные, — генералу Райкеру предложили кресло, но он предпочел стоять.
— Они не пытались покинуть город?
— Пытались. Арка сожгла троих, после этого попытки прекратились.
— Что будем делать дальше?
— Что собирались, — отозвался Эшери. — С мятежом нужно покончить как можно быстрее. На закате я войду в город. Со мной пойдут только те, кто… поймет правильно. У кого достаточно крепкие нервы и четко расставлены приоритеты. Остальным этого лучше не видеть.
Кот поднял пятерню на уровень лица, прищелкнул пальцами. Личина маршала сползла, как утренний туман и Рамер Девятый невольно опустил глаза. Смотреть на Монтреза в облике Кера было все-таки легче.
— Я уверен, кузина жива и уже далеко от Атры, — опять угадал его мысли невозможный Кот. — Между нами кровная связь. Если бы она погибла, я почувствовал это на любом расстоянии. Алета, определенно, жива и даже не ранена.
— Ты уверен, что говоришь это не для того, чтобы меня успокоить? — сощурился повелитель.