Скользкий
Шрифт:
Он же весь в черной коже, бедолага. Как бы не отпарил себе чего жизненно-важного.
Окружающий пейзаж особым разнообразием похвастаться не мог. Поле, заросшее травой с явным синеватым отливом. Редкие точки ярко-голубых и бледно-оранжевых цветков. Невысокие кусты на обочине. Одинокие бархатники, чьи длинные тонкие ветви покачивались на ветру. Горьковато-кислый запах набухающих почек. Растрескавшийся асфальт дороги. Голубое небо. Желтовато-белый ослепительный шар солнца. Вот, собственно, и все.
Оно и к лучшему. От разнообразия
Поле как-то резко изменило свой цвет с серо-сине-зеленого на ярко-зеленый, а вдалеке показались крыши домов, от которых в небо поднимались тонкие струйки дыма.
– Это Октябрьский? – поинтересовался Напалм.
– Октябрьский дальше, – прикрыв глаза от лучей солнца, осмотрелся я. Показалось, или действительно по дороге кто-то навстречу идет? – Это деревня Боровая.
– А чего ты с этим порезанным цацкался? – пнув валявшийся на обочине камушек, спросил Напалм.
– Это Крест. Слышал о таком?
– Нет. Охотник за головами?
– Патрульный. Командир отряда.
– Он так крут?
– Не то слово, – замолчал я, припоминая один из наших последних совместных рейдов. – В том году дело было – мы в рейде на бандитов нарвались. Вообще это случайно вышло, но и мы, и они сразу палить начали. Нас пятеро было. Бандитов человек десять. Мы двух положили, они тоже в долгу не остались: одного нашего сразу подстрелили, второй чуть позже пулю в живот словил. Пока оторваться пытались, еще одного зацепили. Да какой отрыв, когда тяжелый на руках? Зажали нас в каких-то развалинах. На ногах к тому времени только я и Крест оставались. Бандиты полезли, мы отбились. Патронов – кот наплакал. Ну, Крест и пошел на разведку. Один. Вернулся через два часа, сказал, что все в порядке. Знаешь, почти как у Высоцкого в песне получилось: «Они лежали дружно в ряд, их было восемь». Такие вот пироги.
– Круто. Но против колдуна он не попер.
– Не попер, – согласился я. И задумался. А почему, собственно, за мной послали именно Креста? Странно. Да, я из его бывшего отряда, и что? Обычно дезертирами совсем другие люди занимались. И почему Крест словно ждал, что я на него прыгну? Или мне это только показалось?
– То-то же.
– Стой, – дернул я пироманта за руку.
– Что? – завертел он головой по сторонам, а мгновеньем позже и сам разглядел идущего нам навстречу человека, длинный пропыленный плащ которого почти сливался по цвету с дорожным полотном.
Вот ведь подкрался! И как мы его раньше не разглядели?
Человек понял, что его заметили, и медленно откинул с лица капюшон. В первую очередь в глаза бросилась смуглая – не загорелая, а именно смуглая – кожа и хищный, ястребиный нос. Глаза ярко-голубые. Если Доминика можно было принять за потомка гордых испанских идальго, то этот тянул на идальго сам. Очень мне это лицо знакомо…
– Добрый
– День добрый, – вернул приветствие медленно приближавшийся путник. – Вы за волком?
– Нет, – покачал головой я. – А за волком, я так понимаю, идти уже бесполезно?
– Ну почему бесполезно? Эта хитрая бестия всех оставила с носом и ушла на восток. Вот незадача…
– И как там дальше, спокойно?
– Вполне. Тишина, как на кладбище. Загонщики до самого Октябрьского все живое и неживое распугали. – Человек вновь накинул на голову капюшон и, проходя мимо, добавил: – Удачи.
– Спасибо. – Я обернулся, помахал Григорию, что все в порядке, и отправился по дороге дальше.
– Ты его знаешь, что ли? – Напалм смахнул с лысины пот. – Странный какой-то.
Я поправил бандану:
– Это Диего. Тот, который Охотник.
– Да ну? – Удивленный Напалм чуть не подпрыгнул на месте и развернулся, но Диего уже и след простыл.
– Вот тебе и ну, – усмехнулся я. – Он нам один раз лекцию читал. Патруль ему кучу бабок тогда отвалил.
– Блин, я и не рассмотрел его. – Пиромант достал сигарету, взглядом зажег ее и затянулся.
– Ты куда? – остановил парня я. – Я что про лужи говорил? Обойди – целее будешь.
– Да с ними-то что не так может быть? – замер перед широкой лужей Напалм. – Ну не ихтиандр же там на дне прячется.
– Может, и не ихтиандр, а может, и он. – Я походил из стороны в сторону, разглядывая отражавшееся в воде небо. А чутье-то не подвело – солнца в луже не видать. – Конкретно вот в этой бездонной луже целая рота ихтиандров запросто утонет.
– Бездонная лужа? Это что еще за папора?
– Кто б знал. Просто ты в нее плюхаешься, и с концами. Хлюп и нет тебя.
– Тонешь, что ли?
– Исчезаешь. Да ты что угодно туда кинь – пропадет, – как мог, постарался объяснить я. – Пацаны рассказывали, на хуторах от мусора так иногда избавляются. Только лужи на одном месте не задерживаются. Сегодня здесь появилась, завтра там.
– Да ты гонишь. – Напалм опустился на одно колено и ткнул окурком в воду. – Оп-па! Как срезало.
– Я тебе что говорил?
– А если руку?
– Запасная есть?
– Согласен, вопрос не уместный. – Напалм выпрямился и выкинул сигаретный фильтр в воду. – А как ты ее вычислил?
– В ней солнце не отражается. Все отражается, а солнце нет. Видишь?
Налетел ветерок, по воде побежала рябь, но тут же поверхность лужи вновь стала гладкой как стекло. Точнее, зеркало. В ней до мельчайших деталей были видны и небо, и белая точка парившей в выси птицы, и придорожные кусты, и мы с Напалмом. Не было видно только солнца.
– Чего встали? – окликнул нас Григорий.
Надо же, пока стояли у лужи, и не заметили, как нас почти нагнала основная группа.
– Лужа бездонная, так что аккуратней, – крикнул в ответ я. – Парней предупредите.