Скользящий по лезвию
Шрифт:
Мать вышла из комнаты с большими стеклянными дверьми и, взяв Ричарда за руку, ввела его внутрь. Внутри тоже не нашлось ничего похожего на обычный врачебный кабинет. Десятки людей сидели у голографических мониторов, быстро открывая и закрывая окна программ. Интересней было то, что голограммы, вытягиваясь вверх, сливались под потолком в сплошной купол— от этого казалось, что у мониторов трудятся пауки, плетущие единую сеть. А у дальней двери из такого же темного матового стекла, как само здание, стоял человек в белом халате, долговязый и сутулый. У него была черная бородка, неприятная, словно приклеенная. Ричард
— Прошу вас подождать за дверью,— писклявым не по росту голосом сказал человек и для чего-то привстал на цыпочки, а затем вновь опустился на пятки.
Мама вздохнула, потрепала мальчика по затылку и вышла в коридор. А бородатый распахнул черно-стеклянную дверь и церемонно склонил голову, предлагая Ричарду войти.
И он вошел.
— Вы вспомнили, да? — улыбнулся доктор Харпер, морща безгубый рот. — Вспомнили меня?
Сегодняшний Ричард, называвший себя Оливером Мэттьюсом, свел брови к переносице. Шкиперскую бородку ученого давно пробила седина, а сухое лицо стало еще больше похоже на обезьянье, чем при их первой встрече, но да, он вспомнил.
— Не вижу, чтобы вы сильно горевали по своему сыну.
Старик покачал головой.
— Эмоции никогда не были моей сильной стороной, как и вашей. Потом, он мне не сын.
— А я-то клял своих приемных…
— Не в этом дело, Ричард. Он не тот, кем я хотел его видеть. Он, как это жестоко ни прозвучит, неудавшийся эксперимент. Последняя, жалкая попытка. Ведь я хотел повторить феномен. И этот феномен — вы.
Увлекшись, доктор сцепил длинные пальцы и с удовольствием щелкнул костяшками. Маршал узнал этот звук.
Тогда, двадцать лет назад, человек в белом халате так же щелкал костяшками. Усадив Ричарда на неудобный вращающийся стул, он прошелся по комнате, остановился перед мальчиком и, склонившись над ним, сказал:
— Первое и главное, что я прошу тебя запомнить,— ты не виноват.
Ричард недоверчиво хмыкнул. То же самое говорила ему мать (отец в основном ругался и клял страховщиков). Но мать говорила это с другим выражением. При взгляде на ее лицо сразу становилось ясно: «Ты не виноват, Ричи, потому что мы взяли тебя из детдома, потому что твой брат дебил, и, конечно, с такой наследственностью сложно на что-то рассчитывать». Мама никогда не произносила этого вслух, но, в отличие от брата-дебила, впрочем, давно умершего, Ричард все понимал. Человек в белом сказал это по-другому. Сделав свое заявление, он улыбнулся, выпрямился, щелкнул костяшками пальцев и протянул руку Ричарду.
— Меня зовут доктор Джеймс Харпер. Надеюсь, мы с тобой теперь часто будем встречаться.
«Надеюсь, нет»,— подумал мальчик, но вслух ничего не сказал и вежливо пожал руку. Кожу чуть кольнуло — все прикосновения еще были слишком чувствительными.
— А теперь я должен объяснить, почему ты не виноват.
Заложив руки за спину, доктор Харпер принялся вновь расхаживать по кабинету. Ричард с интересом пялился на его комп.
Доктор Харпер, заметив его интерес, снова улыбнулся. При улыбке его безгубый рот широко растягивался, наподобие уродливого смайлика.
— Вижу, тебе нравятся мои компьютеры. Я разрешу тебе с ними поработать.
— Не надо, — угрюмо буркнул Ричард.
— А что тебе еще нравится?— как будто не услышав, продолжал человек в белом. — Кажется, у тебя была ручная галка. Ты любишь животных?
— Вы что, мой индекс эмпатии проверяете?— хмыкнул мальчик.
Доктор замер на месте.
— Да ты, я вижу, не промах. Смотришь старое кино? «Бегущий по лезвию»?
— Я читал книжку.
— О, похвально для такого юного джентльмена. Мне казалось, нынешняя молодежь предпочитает игры.
— Я не люблю игры, — раздраженно ответил Ричард.— Они слишком простые. Зачем вы хотели поговорить со мной? Вы же не мозго… не психоаналитик.
Харпер привстал на цыпочки, опустил сцепленные в замок руки, громко щелкнул костяшками и сказал:
— Верно. Я ученый. А ты очень интересный человек, Ричард.
— Хотите меня изучать?
— Хочу помочь тебе. Дать знания. Направить на путь истинный. Понимаешь ли…
Тут доктор понурился, словно каялся перед учителем за прогул.
— …я отчасти виноват в том, что случилось с тобой. Но я хочу это исправить.
Ричард привстал на стуле, пристально глядя на человека в белом.
— Исправить? Как? Вы вернете мне Стэнли? Оживите лошадей? Сделаете так, чтобы у меня не болела голова? Что вы можете исправить?
Доктор смотрел на него, озабоченно нахмурившись. Потом, вздохнув, ответил:
— Конечно, я не могу оживить Стэна и лошадей, Ричард. Но я могу сделать так, чтобы у тебя не болела голова. Или болела меньше. И, мальчик мой, я при этом подставляю под топор собственную голову — так что будь чуток повежливей.
— Значит, вот как вы подставили собственную голову под топор? — по-волчьи ухмыльнулся маршал.
Старик плаксиво сморщился, очень напомнив в эту минуту скулящего о пощаде Джорджа.
— Я дрался за вас с генералом Амершамом так, как не дрался бы и за собственного сына. И лишь совсем недавно понял, что все мои потуги бесполезны. Генерал — тоже всего лишь винтик. На самом деле все уже давно решает Машина.
— Машина?
Это слово — именно так, с заглавной буквы — он тоже вспомнил.